– Почему не «шибболет»? – бормочу я.
– «Сьюбик», «Сьюбик», это «Акернар». Голубой свет. Иди гамма-гамма высокий ветер. Лондон Гейзенберг. Конец связи.
– Сладость юной любви, – говорит Яневич из-за моего плеча. – Мы нашли, кого искали.
– Зачем здесь буксир класса «Титан»? Что тут тащить?
– Лед. «Метис» срежет несколько кусков и скормит их кораблю-носителю, а тот их расплавит, дистиллирует и заполнит наши баки.
– А тяжелая вода? Я думал, что нам нужен только легкий водород.
– Молекулярные сортировщики. Тяжелый водород корабль-носитель заберет домой, для производства боеголовок.
– «Сьюбик» – это танкер?
– Угу. Еще несколько часов – и можешь начинать молиться, чтобы мы пережили заправку.
Заправка вынесена так далеко из-за антиматерии. Если что-то не заладится, взорвется – мало не будет.
АВ везут откуда-то еще. Нет смысла провозить его сквозь блокаду Ханаана.
– Ты думаешь, самая суровая служба на клаймере? – спрашивает Яневич. – На танкер АВ меня только мертвым затащат. Там служить – психом надо быть.
Он прав, если подумать: сидеть на паре сотен тысяч тонн антиматерии и знать, что микросекундная ошибка в системе контейнеров – и тебя нет…
– Но кто-то должен это делать, – добавляет он.
Танкеру приходится здорово поманеврировать. Наши относительные скорости абсолютно не совпали. Пришлось потратить несколько часов, чтобы вывести корабли на одну траекторию. Надо бы мне нацарапать что-нибудь в блокноте, пока есть время.
Мы со Стариком, старпомом и еще несколькими офицерами в кают-компании. Наш третий ужин. Командир пытается провести эту процедуру так, будто мы на цивилизованном корабле, а это непросто. Откидной стол ужасно исцарапан. Я цепляюсь локтями с лейтенантом Пиньяцем.
Старик спрашивает:
– Как тебе спалось?
– Это, черт возьми, не курорт в Биг Рок Канди Маунтин, но осваиваюсь. Еле-еле. Черт!
Опять Пиньяц шевелит локтем.
Начальник оружейного – на удивление маленький и тощий, родом со Старой Земли, черный и блестящий, как полированный идол черного дерева. Говорит, что он из города Луанды. Никогда не слышал о таком.
Этот маленький человеко-паучок прошел на корветах всю унтер-офицерскую лестницу. На клаймеры пошел добровольцем, когда ему предложили офицерское звание. В свои двадцать девять он старше всех на борту. К сожалению, патернализм его характеру совершенно чужд.
Младший лейтенант Бредли и кок-пират по имени Кригсхаузер крутятся возле конклава и прислушиваются. Здесь, они считают, открываются тайны – хоть лопатой греби. Что кок услышит, о том через час будет знать весь корабль.
– Может быть, и не курорт, – улыбается командир.
Сегодня его улыбка – тень той, что была два дня назад.
Он играет на публику. И много играет. Будто твердо убежден, что командиру нельзя выходить за рамки жестко определенной роли, не оставляющей места для актерских интерпретаций. Он подозревает, возможно, что назначен на эту роль по ошибке. Играет, кажется, в основном на Кригсхаузера.
– Но ты, кажется, из людей, побуждающих к действию. Эта посудина не видала столько стирки носков и протирания яиц с тех пор, как мы встречались в патруле с клаймером Мириэм Ассад.
Кригсхаузер делает вежливейшее и невиннейшее выражение лица и наливает нам всем по капле командирского кофе. Я начинаю догадываться.
– Может быть, это твое благотворное влияние. Может быть, они беспокоятся за свои репутации, хотя сомневаюсь. Кригсхаузер, с тех пор как служит на клаймерах, ни разу белья не менял, а уж стирать его и не думал.
На реакцию кока командир не смотрит.
– Если его волнует его репутация, пусть лучше займется жратвой, – говорю я. – Назвать это восстановленным дерьмом – комплимент.
– Назови-назови. Ты никого не обидишь.
И в самом деле дерьмо. Вязкое вещество в тюбиках и порошки в коробках – вот основные ингредиенты этой еды. Кригсхаузер с кем-нибудь, кто назначен в помощники, смешивает эту дрянь с водой и капелькой купоросного масла. Клаймерщики единодушно настаивают, что это имеет вид дерьма и запах дерьма. Разве что вкус не тот.
Витаминов, минералов, аминокислот там, однако, навалом. Все, в чем нуждается тело для хорошей работы. Только о душе не заботятся.
Хорошая еда, конечно, слишком много весит. Здесь нет синтезатора, как на больших кораблях. Теперь я понимаю, почему все рюкзаки были забиты овощами и фруктами.
Меня беспокоит отсутствие грубой клетчатки. После аварии я долго был помешан на диетическом питании, да и сейчас иногда слежу. Грубая клетчатка – это важно.
Раньше на клаймерах были склады для свежих продуктов, но все холодильники и морозильники исчезли, когда увеличилось количество ракет.
Командир вгрызается в яблоко. Глаза его смеются.
Единственное, что здесь можно любить, – это фруктовый сок. Побольше концентрата да побольше воды. Членам экипажа нравится такой рецепт. Конечный результат они называют «сок из клопа». Иногда похоже.
Воды нужно много. Она используется в качестве топлива, в аварийной системе охлаждения, в системе поддержания атмосферы и как основной пищевой ингредиент. Она делает брюхо набитым, дом теплым или прохладным, воздух пригодным для дыхания и заставляет мурлыкать камеру ядерного синтеза.
– Прошу разрешения на выброс за борт, – говорит Бредли в явной попытке привлечь к себе внимание командира. Если есть у младшего лейтенанта слабость – так это его желание быть на глазах начальства. Я ищу, кто бы объяснил, о чем он говорит. Объясняет сам Бредли.
– Использованную воду, все наши отходы, включая углерод из воздуха, прессуют и выбрасывают за борт. Для сложных перерабатывающих устройств места нет.
– Давай выбрасывай, – говорит Старик. И поворачивается ко мне. – Представляешь? Плывет в нормальном пространстве корабль-носитель в облаке говенных канистр.
Улыбается, грызет яблоко. Как только я готов слушать дальше, он продолжает:
– Через миллионы лет найдет одну из них иноземная цивилизация. И канистра станет самым загадочным экспонатом в их ксеноархеологическом музее. Я вижу, как они пятьдесят тысяч тваречасов потратят, чтобы понять культовые функции этого предмета.
– Культовые функции? Это местный юмор?
Старик тычет огрызком яблока в сторону старпома. Яневич говорит:
– Это он надо мной смеется. Во время отпуска я помогал археологам копаться в дочеловеческом культурном слое.
– У друзей мистера Яневича, – продолжает командир, – есть ответы на любые вопросы. Если не задавать вопросов неправильных. Когда они говорят, что предмет имеет культовое или ритуальное значение, они на самом деле просто не знают, что это такое. Так вот они работают.
