ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Только солнечный анализатор позволяет получить данные о распределении массы и углового момента внутри Солнца… изображение с высоким разрешением… зарегистрировать нейтроны, излучаемые в результате ядерных процессов на поверхности Солнца и вблизи нее… выяснить, каков механизм образования солнечного ветра.
Наконец, при условии создания соответствующих средств связи и слежения, а также, возможно, бортового водородного мазера солнечный анализатор окажется наилучшей базой для поисков низкочастотных гравитационных волн, создаваемых космическими источниками.
Из доклада на предварительном рабочем совещании НАСА по проблемам солнечного анализатора
На мглисто-розовом фоне празднично колыхалось на невидимых нитях темно-желтое боа из перьев. Или то были старинные витые конфеты из жженого сахара. Цепь тонких темных арок – газообразных согнутых антенн – уходила вдаль, теряясь в клокочущем водовороте.
Джейкоб обнаружил, что не может сосредоточиться на какой-нибудь одной детали голографического изображения. Темные нити и полосы, из которых состояла видимая топография средней части хромосферы, производили крайне обманчивое впечатление как формой, так и структурой. Ближайшая нитеобразная дуга почти полностью заполнила левый угол объемного экрана. Тонкие пряди более темного, чем светящийся фон, цвета обвились вокруг незримой оси магнитного поля, изогнувшегося над солнечным пятном. Явление наблюдалось за тысячу миль от Солнца. С этой позиции, вблизи источника энергии, нескончаемым световым потоком текущей во мрак космоса, можно было охватить взглядом поверхность Солнца, его пейзажи протяженностью в десятки тысяч миль. Но даже вполне осознавая этот факт, Джейкобу было трудно смириться с огромностью видимого. Магнитные дуги размерами превосходят, например, Норвегию. А ведь это лишь крошечные звенья цепи, опоясывающей группу солнечных пятен. Цепь периметром в двести тысяч миль.
Но это были сущие пустяки по сравнению с тем, что приборы зарегистрировали несколько месяцев назад. Дуга над активной областью длиной более четверти миллиона миль! Эта дуга вскоре пропала, а автоматический корабль, записавший ее изображение, почему-то поспешил убраться с наблюдательного пункта. Причина стала ясна чуть позже, когда вершина вновь появившейся дуги внезапно разродилась самым поразительным событием на Солнце – вспышкой.
Солнечная вспышка была и прекрасна, и ужасна одновременно – вспененный кипящий водоворот ослепительного сияния, этакое короткое замыкание во вселенских масштабах. Даже солнечный корабль не смог бы выдержать подобного всплеска нейтронов высокой энергии. Поток частиц, невосприимчивых к электромагнитным полям корабля, был столь интенсивен, что погасить его не смогла бы даже система сжатия времени. Руководитель «Прыжка в Солнце» не уставал повторять, что обычно вспышки можно предвидеть, а значит, и избежать их разрушительного воздействия. Для Джейкоба эти заверения звучали бы убедительнее, если бы в них отсутствовала оговорка «обычно».
Во всем остальном совещание оказалось вполне заурядным мероприятием. Кеплер сделал краткий обзор по физике Солнца. Джейкоб уже свободно ориентировался в ней – самообразование на борту «Брэдбери» не прошло даром. Но зато изображение реальных погружений в хромосферу оказалось первоклассным наглядным пособием. А если ему и трудно было приспособиться к масштабам происходящего, то винить он мог лишь самого себя. Кеплер кратко коснулся основных динамических процессов внутри Солнца, в структуре которого хромосфера составляла лишь тонкий слой. В ядре Солнца невообразимое давление звездной массы порождало непрерывную цепь ядерных реакций, результатом которых являлся поток энергии, излучаемой в космос. Кроме того, термоядерные процессы не давали возможности этому гигантскому сгустку плазмы сжаться под действием собственных гравитационных сил. Давление внутри ядра удерживало Солнце в «накачанном» состоянии.
Энергия, высвобождаемая в результате происходящих в ядре процессов, выбирается наружу либо в виде излучения, либо путем теплового конвекционного обмена, когда нагретое вещество снизу замещается более холодным слоем сверху. Таким образом энергия постепенно достигает слоя толщиной всего в несколько миль, известного под названием фотосферы. Здесь солнечный свет наконец обретает свободу и навсегда покидает родную обитель, отправляясь в бесконечное путешествие во мраке. Плотность вещества внутри звезды столь велика, что внезапный катаклизм, происшедший внутри солнечного ядра, проявится в виде световой вспышки только через миллионы лет.
Но Солнце не заканчивается фотосферой. Плотность вещества постепенно падает с расстоянием. А если включать в состав Солнца ионы и электроны, непрерывным потоком устремляющиеся в космос в виде солнечного ветра и являющиеся причиной полярных сияний на Земле и огненных хвостов у комет, то можно даже сказать, что Солнце не имеет границ и касается других звезд. Свечение этой короны окружает Луну во время солнечного затмения. Протуберанцы, столь мирные на фотопластинах, в действительности представляют собой электронную плазму, разогретую до температуры в миллионы градусов. Но эта плазма столь же разрежена, как и солнечный ветер, а значит, совершенно не опасна для солнечных кораблей. Между фотосферой и короной и находится хромосфера – «сфера цвета». Здесь Солнце наводит на световое излучение последний глянец, придает ему спектральную структуру, привычную для глаза землян. В хромосфере температура резко падает до каких-то нескольких тысяч градусов. Пульсации ячеек фотосферы вызывают в хромосфере гравитационную рябь, едва заметные колебания пространства-времени, распространяющиеся на многие миллионы миль. А заряженные частицы на гребне альфвеновских волн вырываются вовне в виде могучего ветра.
Именно в эту область и проникали солнечные корабли. В хромосфере магнитные поля Солнца играют роль реперов, а простые химические соединения крайне эфемерны. Поэтому, если выбрать верный диапазон, можно разглядеть, что происходит на огромных расстояниях. А посмотреть там есть на что.
Кеплер, похоже, оседлал своего любимого конька. В темной комнате, освещенной лишь мерцанием объемного экрана, седая шевелюра и усы ученого приобрели жутковатый красный оттенок. Доверительный голос тихо плыл в тишине, а тонкая деревянная указка ласково касалась то одного, то другого участков объемного изображения.
