Последнее, что она запомнила с необычайной ясностью, стало огромное, во весь рост зеркало в холле. Там Ванни увидело отражение своего мертвенно-бледного лица, но самое странное заключалось в Эдмонде, ибо казалось, что он раздвоился и поддерживает ее с обеих сторон. Она стояла между двух близнецов Эдмондов, а отражение Уолтера исчезло каким-то таинственным образом и никак не хотело появляться.
Глава третья
ЦВЕТЫ РАСПУСТИЛИСЬ
По комнате важно прошествовал Эблис, возмущенно зашипел на Уолтера, осмелившегося занять его любимое кресло, и прыгнул на колени к Ванни. Вытянув ноги в пижамных штанишках, девушка ласкала черную бархатную шкурку.
— Я вчера очень плохо себя вела? — спросила она с некоторой печалью в голосе.
— Ни разу не доводилось видеть что-нибудь хуже.
— Мне очень стыдно. Я хотела стать немножко счастливее.
— В этом ты преуспела. Помнишь, как ехали домой?
— Очень смутно. Помню, это была машина Эдмонда. — Она задумалась на мгновение. — Мы где-то останавливались, правда?
— М-да. Причем несколько раз. Один раз в Линкольн-парке — это тебе пошло на пользу; а второй раз — у его дома. Кстати, как ты себя сегодня чувствуешь?
— Совсем неплохо. Иногда и с меньшего количества бывало гораздо хуже. Зачем ты спрашиваешь?
— Этот Холл тебя чем-то поил. Совсем ничего не помнишь?
— Уолтер, ради Бога, не задавай мне вопросов. Сегодня я только слушаю.
— Значит, он зашел к себе в дом, вынес оттуда какое-то зелье. Потом я тебя держал, а он убеждал это зелье выпить. Клялся, что утром не будет известных последствий.
— Действительно нет.
— Не могу знать, что сие было, но ты свалилась, как будто тебя треснули палкой по голове. Я уже начал беспокоиться, но твой друг сказал, что изучал медицину.
Ванни наморщила лобик.
— Кажется, действительно изучал.
— Потом он привез нас сюда. Всю дорогу ты довольно мирно похрапывала на моем плече, а потом мы уже вдвоем долго затаскивали твое безжизненное тело по лестнице.
— И надеюсь, как два хороших мальчика тут же ушли.
Уолтер ядовито улыбнулся.
— Нет, сначала мы провели следствие. Я был коронер, а ты — «corpus delicti», что в переводе означает вещественное доказательство состава преступления.
Ванни слегка покраснела.
— Я помню свои слова, но нельзя же быть таким жестоким к бедной девушке. Мне и так сегодня все утро отвратительно плохо.
Уолтер сменил гнев на милость.
— Нет, дорогая, ничего худого, кроме того, что доставили тебя по известному адресу, мы не предпринимали. Я, правда, собирался побыть рядом, но твой нежный друг объявил, что снадобье будет действовать часов пять-шесть, после чего ты проснешься, как ангел. Так что оставили мы тебя на этом диване и тихо удалились.
Ванни одарила рассказчика очередной жалкой улыбкой.
— Где я и очнулась сегодня утром — в своем черно-красном платье, которое видело свой последний выход. Как я любила это платье, — она горестно вздохнула. — Ни о чем другом не могу думать, кроме как о приглашении, которое сделала тебе и Эдмонду. Единственное, что помню из всего вечера. Как думаешь, он придет?
— А почему бы нет? Вполне прилично для джентльмена навестить даму и узнать о состоянии ее здоровья. — Уолтер выдержал многозначительную паузу. — На всякий случай я пришел несколько раньше. И если ты захочешь передумать, мы можем куда-нибудь уйти. Объяснить забывчивостью при определенных смягчающих обстоятельствах. Я подумал, что для тебя будет несколько стеснительно, если он и Поль заявятся сегодня вместе.
— Очень предусмотрительно с твоей стороны. Но я не очень уверена, что Поль после нашей маленькой ссоры сегодня придет, просто вчера мне так показалось. Раньше он всегда приходил по воскресеньям ужинать. Такая у него была привычка. А кроме того, я просто жажду взглянуть на Эдмонда трезвыми глазами. Мои впечатления от вчерашнего вечера слегка размыты, — говорила Ванни, а сама думала о том странном двойном изображении в холле дансинга. Неужели у алкоголиков и правда все двоится в глазах? Если так, то почему второй Эдмонд за счет респектабельного Уолтера?
— Выбор за тобой, Принцесса Ночи.
— Мы остаемся.
И стоило ей принять решение, как раздался звонок у входной двери. Уолтер отправился открывать, а когда вернулся, лицо его хранило несколько смущенное выражение. Потом он пожал плечами и украдкой взглянул на Ванни. «Поль», — беззвучно зашевелились его губы. Ванни, с выражением шутливой покорности развела руками, и вошел Поль. Последний явно не испытывал счастья лицезреть Уолтера и потому продолжил:
— Я надеялся застать тебя одну.
— Я собирался уходить, — усаживаясь и сосредоточенно набивая трубку, заявил Уолтер. Не обращая внимание на гневные взгляды Поля и будто не замечая благодарной улыбки Ванни, для которой присутствие Уолтера стало, появись здесь Эдмонд, чем-то вроде защитного барьера, респектабельный джентльмен продолжал возиться с трубкой, раскурив ее, выпустил густой клуб дыма и самодовольно развалился в кресле.
— Не обращай внимания, милый, — глядя в глаза Полю, нежно проворковала Ванни. — С твоим темпераментом мне просто необходимо иметь рядом такого солидного и уважаемого члена общества, как Уолтер.
— Проявления моих эмоций зачастую вполне оправданны!
— Вот и славно, мой Эверет Справедливый! — Она повернулась к Уолтеру. — Перестань молчать, займи нас беседой.
— Доложу вам — это совершенно бестолковое занятие писать воскресные обозрения. Не только воскресные обозрения, а вообще писать — это ужасное дело!
— Это не дело, — мрачно произнес Поль. — В том смысле, что не приносит нормального дохода для нормальной, обеспеченной жизни.
— Тогда почему ты решил стать писателем?
Поль не обратил внимания на порочащее его достоинство замечание.
— Как говорит учитель Тристрам Шанди: «Я не стану адвокатом и не буду жить за счет ссор человека с человеком; и не стану врачом, чтобы наживаться на их несчастьях». — Вот почему, — Поль сделал широкий жест руками, — я стал писателем.
— Чтобы жить за счет их глупости, — закончил возникший в дверном проеме Эдмонд Холл. И в мгновенно установившейся тишине часы на каминной полке медленно пробили четыре раза, похоронным звоном своим аккомпанируя горестному восклицанию Уолтера:
— Боже, я оставил двери открытыми!
— Вы действительно оставили двери открытыми, — не обращая внимания на всеобщее замешательство и мстительные взгляды Поля, невозмутимо подтвердил Эдмонд. Далее последовал холодный, адресованный только мужчинам поклон и поворот головы в сторону Ванни.
