— Поводырю всегда холодно. К нам он редко спускается с горы, но когда приходит – сидит у очага или на прогретых комнях.
— Этот человек хорошо знает путь до ущелья? – спросила Алейша, уже не сомневаясь в ответе. Но проводник сам повернулся к ней и глухо сказал:
— И даже гораздо дальше. Что же понадобилось молодой госпоже на старом могильнике? Не хватает ярких впечатлений за пределами этих мрачных земель?
Его четкая речь заметно отличалась от простых фраз местных стариков, помнящих сианский диалект еще со времен военных конфликтов в регионе. Алейше хотелось заглянуть в его глаза и расспросить про события двадцатилетней давности.
Может, он жил поблизости и помнит хоть что-нибудь о тарсианском истребителе, разбившемся в горах. Впрочем, таких случаев было немало…
— В Батрейя погиб мой родственник.
— Он был солдатом?
— Военный пилот с Тарсин.
— Значит, ты тоже тарсианка? – в голосе Проводника вдруг послышалась сдержанная радость, граничащая с нервным возбуждением. – Я думал, что никогда не увижу… никогда… - из груди его вырвалось хриплое клокотание.
— А вы? Вы родились в горах или попали сюда в результате давней смуты?
Алейша подошла бы ближе, но Амирхан непринужденным жестом остановил ее на расстоянии вытянутой руки от странного горца.
— Он служил рабочим на летной базе, но не хочет об этом вспоминать. Будем уважать его желание. Завтра утром Человек Без Имени проводит нас в горы, и ты исполнишь задуманное. А этим вечером местные приглашают нас отведать козленка, сваренного в молоке в нашу честь. Гостеприимные люди. Здесь осталось всего девять семей, правильно?
Динлис хмуро кивнула, и Амирхан снова обратился к Лише:
— В племени почему-то часто умирают мужчины, мальчики озлоблены, девочки напуганы, старики на удивление покорны. Я хочу разобраться, может, дело в заболевании или наследственном изъяне. Похоже, за последний год у тебя было много работы, Поводырь Смерти?
— Горы любят свежую кровь, - последовал надменный ответ.
— Разве нельзя насытить их песнями и запахом жареного мяса? Попробуй договориться! - с вызовом заявил Амирхан.
— Горы сами решают, кого оставить жить, даже искалеченным.
Поводырь откинул кусок свалявшейся шерсти с головы, показав седую макушку и лоб, покрытый язвами. Некогда вполне привлекательное лицо мужчины теперь вызывало жалость и отвращение. Черные губы высохли, щеки запали, прежний цвет глаз нельзя было различить из-за расширенного зрачка и болезненно красной радужки.
Алейшу внезапно заинтересовал карман на рубашке Амирхана, но сам нийласец, не сводя пристального взгляда с проводника, твердо спросил:
— Что с тобой случилось? Мы привезли немного современных лекарств, но тут требуется серьезное обследование. Если ты знаешь причину недуга, я могу попробовать облегчить твое состояние.
— Твои старанья будут напрасны. Полжизни назад меня отравили, я должен был сдохнуть в темноте, как могильный червь, но горы вскормили меня своим молоком и вернули небу.
Мужчина надсадно засмеялся, схватившись за грудь.
— Да. В моих венах яд течет пополам с ее молоком… Редкая удача. Я буду платить до последнего дня. Я очень хотел выжить.
Он еще что-то неразборчиво пробормотал, потом сгорбился и, пошатываясь, добрел до серой стены лачуги, освещенной лучами Антарес. Там проводник и оставался недвижим, наслаждаясь теплом и светом, пока путешественники кратко совещались по поводу надвигающегося вечера и завтрашнего маршрута.
Амирхан сомневался и предлагал найти более вменяемого «экскурсовода», но никто из обитателей поселка не знал горных троп так хорошо, как Человек Без Имени.
— Пусть он не в ладах с рассудком, но дело свое исполнит. У нас надежная охрана и навигаторы, - рассуждала Динлис. – Что тебя беспокоит?
— В народных суевериях часто кроется реальная проблема. В доме старейшины я нашел ремни с военной экипировки. А ты заметила, что жители используют металлическую посуду? И ножи у них из отменной стали. Я подозреваю, они нашли где-то в горах остатки брошенной техники. А проводник упомянул яд… кто знает, чем сианцы и тарсиане травили друг друга в столетнем противостоянии. Динлис, эту местность нужно тщательно проверить.
— Ведь я уже объясняла, Амир. Мы на нейтральной полосе. Эта земля горькой памяти. Она никому не принадлежит, но и копаться здесь со спецоборудованием сианцы не могут. В одном полковник заверил, радиация исключена.
Помолчав, Динлис добавила:
— Думаешь, мне не жаль этих забитых девчонок? Они с чего-то решили, что самую красивую из них принесут в жертву чудовищу, живущему в подземной пещере. Старшая изуродовал себе лицо ножом. Дикие нравы. Темное сознание. Амир, я хочу им помочь, но не знаю как… Увезти силой? Оторвать от семьи? Жестоко. Они привязаны к своим лугам и овечкам.
— А как бы поступила Мина Фалид? – прямо спросила Алейша.
Динлис растерянно огляделась по сторонам, словно ища подсказки, и слабо улыбнулась Тамилу, от скуки крошившему домашним птицам кусок лепешки.
Поймав взгляд сианки, князь расправил плечи и самодовольно заявил:
— Твоя прославленная бабуля открыла бы здесь школу для малышни. Это же просто. Рискни, милая. А через двести лет на плато Тач-Тары будет стоять памятник в твой рост. Только попроси, чтобы каменная одежда плотно облегала бедра и грудь. Они восхитительны.
— Иногда мне хочется его побить, - шепотом призналась Лиша. – Я не рассказывала, как мы познакомились на Чантасе? Он чуть не покалечил меня на снежном склоне, а потом пытался заигрывать.
Динлис хитро прищурилась и пружинистой походкой направилась к Ослепительному. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, пока на губах Тамила не заиграла победная усмешка. Но Динлис не позволила князю долго торжествовать, - она положила ему ладони на плечи и склонилась к уху.
— Ты ведь останешься здесь со мной и разделишь все хлопоты по устройству школы. Я очень рассчитываю на тебя, мой благородный тигр.
Не давай опомниться, Динлис решительно задрала подбородок Тамила кверху и впилась в губы страстным поцелуем, а потом медленно отстранилась и сладко прошептала:
— Мина всегда была одна, а у меня теперь есть замечательный друг. На памятнике в Тач-Таре будет две скульптуры – деятельной сианки и мудрого нийласца. Вместе мы горы свернем.
Опешив от подобной перспективы, Тамил покраснел до корней волос и жадно хватал раскрытым ртом разряженный горный воздух. На выразительном лице князя стремительно менялись эмоции: недоверие, гнев, насмешка и надежда, желание оттолкнуть дерзкую девицу и тут же подхватить ее горячее предложение, обещавшее множество перемен в размерянной сытой жизни.
Глава 18. В горах
К наступлению сумерек маленькое поселение затихло. Коз и овец загнали под защиту глинобитных стен, и теперь, сидя у костра возле своей хижины, старейшина рассказывал путникам о горных кошках, которые порой бродят в округе, привлеченные запахом молока и новорожденных ягнят.
Но больше всего Алейшу поразили лохматые псицы, дающие молоко, которое местные считали лекарством от всех болезней. Она даже поделилась с Амиром догадкой:
— Не о нем ли говорил Проводник? Ты вообще слышал раньше, чтобы люди доили собак?
— Похоже, эта порода встречается только на Харакасе. Почему ты ничего не ешь? За день осунулась так, что родная матушка не узнает, а я намерен вернуть тебя на Яшнисс такой же веселой и румяной, какой увидел на Нийласе. Ах, Лиша, меня гложет вина…
— Почему?
Равнодушие и усталость в ее голосе заставили Амира отложить деревянный черпак, которым он только что налил горячую похлебку в свою миску.
— Я должен проводить с тобой больше времени сейчас.
— Ты ничего мне не должен. У тебя есть привычки, интересы… Я не собираюсь тебе мешать.
— Вот как! А я совсем не против. Может, я половину сознательной жизни мечтал, чтобы милая, смелая девушка ворвалась в мой мир и перевернула там все вверх донцем.
