Тебя послушать, хмыкнул Кейнс, так можно сразу падать к ним в объятия.
Это потому, что я не договорил, ухмыльнулся Доктор. Всё это звучит очень романтично и соблазнительно для простого человека, но мантийская пропаганда сразу бледнеет, когда человек узнает, какую цену за это платят. Помнится, Хенри наш Симкин помянул нарушение сексуальной функции. Так вот, у мантийцев она не просто нарушена. У мантийцев вообще отсутствует инстинкт размножения. Насчёт инстинкта самосохранения точных данных нет, но смерти они не боятся.
То есть как отсутствует, недоумевал Николас, как же они тогда размножаются.
Доктор сверкнул зубами в ухмылке и ответил: усилием воли. Их женщины способны контролировать овуляцию и зачатие, мужчины — эрекцию и образование семенной жидкости. Но никакого удовольствия от этого процесса ждать не приходится. Продолжается генетическая линия, воспроизводится население. Родительских чувств мантийцы не знают, как и вообще родственных чувств. Некоторые из-за этого считают, что мантийцы вообще безэмоциональные существа, этакие биороботы. Но это не так. Их чувства даже сильнее наших. Просто они другие.
Товарищ Кейнс помрачнел. Он размышлял о чём-то невесёлом и начал по давней своей привычке перекладывать по столу мелкие предметы. На совещаниях Народного правительства это были маркеры, сейчас — чайные ложки… стук-постук, справа налево и обратно. Доктор посмотрел на друга и едва заметно покачал головой.
Николас глядел на Зондера как кролик на удава. Он слушал завороженно. Чем дальше, тем любопытнее становилось. До сих пор всё, что говорил Доктор, вызывало у него смутные воспоминания о том, что он где-то когда-то что-то об этом читал, но эмоциональный мир мантийца оставался для науки тайной за семью печатями. Десять лет назад Макс Зондер был одним из тех немногих учёных, которые занимались этой темой. Самой известной его работой стала статья «Феномен „эмоциональной взятки“ в мантийской культуре», она вызвала полемику даже в научных кругах Сердца Тысяч.
Эмоциональный интеллект, сказал Доктор, и эмпатия, способность понимать тончайшие движения души собеседника и испытывать его чувства. У мантийцев они развиты настолько, что нам это трудно даже вообразить. Агентами внешнего влияния становятся единицы, так зачем же такие способности всем остальным? Тут надо упомянуть, что на Манте у нас коммунизм.
Николас изумился.
Макс, сказал он, помилуйте, во-первых, коммунизм невозможен, а во-вторых, в чём связь между коммунизмом и эмоциональным интеллектом?
Во-первых, невозможен он у людей, назидательно сообщил Зондер, а мантийцы людьми не являются, у них возможен. Во-вторых, связь самая прямая. У мантийцев нет товарно-денежных отношений. Зато есть товарно-эмоциональные.
Я представляю, что это такое, сказал Николас. Но слишком просто получается. Видимо, я представляю неправильно. Поправьте меня.
Нет, улыбнулся Доктор, мантийцы ничего нового не изобрели, они просто очень сильно сместили акценты. Смотри: тебе нужна какая-то вещь. Ты можешь купить её или попросить в подарок, но чаще ты её покупаешь. А мантиец — просит. Это довольно просто вообразить, и на первый взгляд кажется, что такое общество может быть даже комфортным — этакое общество друзей. Но есть одна загвоздка, которую психологи видят сразу, а остальным нужно объяснять.
Николас приподнял бровь.
Понятия цены и платы никуда не исчезают, сказал Зондер. Они не сводятся к деньгам. Дорого внимание, дорога благодарность, дорога готовность оказать ответную услугу. Ещё дороже восхищение и радость. Очень дороги дружба и принятие. Необычайно дороги любовь и счастье. А оставаться в долгу неприятно и нехорошо. И там, где человек отваливает миллионы, мантиец обеспечивает некоторое время счастья. Вот чего мы в самом деле не можем вообразить: того, что мантиец делает это с той же простотой, с какой богач подписывает чек. Понятно, что не каждый способен заработать миллион и не каждый сумеет обеспечить счастье. Но это аналоги в нашей и их культуре.
Николас поёжился. Человек так жить не может, сказал он.
Зондер сверкнул глазами. Именно, сказал он. Человек очень быстро кончится. Наши эмоции слишком нежные, слишком сокровенные, чтобы платить ими за новые ботинки. И даже притвориться нельзя: ведь мантиец чувствует тебя как себя самого.
Кейнс вздохнул.
Макс, сонно сказал он, ты опять заболтался.
Ладно-ладно, покладисто ответил Доктор, больше не буду. Осталось два пункта: понятие коллектива и страсти с наслаждениями.
Интригует, с улыбкой заметил Николас.
Зондер фыркнул.
Нет секса, сказал он, нет любовной романтики — этого электричества, на котором у нас тут всё вертится. Нет чувств между родителями и детьми. Весьма малую роль играют всякие физические удовольствия вроде лакомств или танцев, да и не очень их уважают. Зато счастье в труде. Нечего смеяться. Счастье в труде и полёте мысли, в научном поиске и созидании. У нас такое тоже бывает, но в это не очень верят. Для мантийца это норма, а вот эротика или супружество — как раз повод похохотать. Но огромную ценность для них приобретает дружба. В их языке сотни слов для обозначения разных видов дружбы. Если мантиец говорит о любви, то это любовь к другу. Отсутствие сексуального влечения ничего не значит. Это малость по сравнению с тем, что ради друга мантиец готов на всё.
Макс, сказал Эшли, не рассказывай о врагах с таким восторгом. Тебя могут неправильно понять.
Это научный восторг, сказал Доктор, и не учи меня делать пропаганду, кровавый тиран.
Кровавый тиран хмыкнул.
Контрреволюционная гнида, с нежностью сказал он.
Людоед.
Продажная шавка.
Они поглядели друг на друга и засмеялись; Николас тоже улыбнулся. Кейнс положил чайные ложки на место и сплёл пальцы под подбородком.
Дружба, сказал Доктор, и коллектив для них то же, что для нас любовь и семья, только гораздо больше, потому что у нас тоже есть дружба и сотрудничество, а у мантийца семьи нет. В каком-то смысле мы богаче… Во время Великой войны имперская разведка обнаружила, что один пленный мантиец — это не язык. Заставить его говорить невозможно, он отключит болевые рецепторы, остановит собственное сердце, и всё. А вот если пленных несколько и они принадлежат к одному коллективу, то их можно расколоть, как раскалывают людей. Больше всего мантиец боится за друга, друг — это самое ценное. На глазах у друга мантиец не совершит самоубийство. Дружба — вторая из трёх их страстей. А третья — жажда власти.
При коммунизме, заметил Николас с иронией, это должно быть предосудительно.
Ты не учёл эмоциональный интеллект, ответил Зондер. Властолюбие мантийца имеет мало общего с первобытными человеческими инстинктами. Первично не место в иерархии, а величина эмоциональной территории. Это нельзя объяснить в двух словах. Я бы мог прочитать целую лекцию, но не стану, а то товарищ Кейнс уснёт. Как-нибудь потом расскажу. А ещё лучше запасись литературой, Ник. До Сердца Тысяч лететь по меньшей мере недели три, время будет. Сейчас скажу вот что: почти все члены Верховного Совета Манты — бывшие учителя. На Манте учитель — это самая политическая профессия. Профессия для честолюбцев и карьеристов.
