Сосредоточиться на картинке было трудно, однако он не сдавался. Излучение энцефалорегулятора начало создавать видимые интерференционные помехи, но он продолжал напряженно фиксировать изображение взглядом.
«Я спокоен и расслаблен. Мои мысли ясны…»
Слова громко раздавались в ушах; мгновение спустя он их уже не слышал, они заменились отдаленным грохотанием.
Грохот постепенно унялся, оставив тихий ровный шум, сравнимый с тем, который звучит в большой морской раковине. Гросвенор почувствовал слабый свет, он был размытым и бледным, словно от лампы, видневшейся сквозь густой туман.
«Я продолжаю полностью владеть своим сознанием, — напомнил он самому себе. — Я воспринимаю чувственные ощущения через нервную систему этого существа. Оно воспринимает ощущения через мою».
Можно было подождать. Можно было посидеть и подождать, когда рассеется мгла и мозг начнет осознавать импульсы, переданные ему нервной системой враждебной стороны. Можно было посидеть и…
Стоп! Посидеть? Разве оно это делало? Он задержал дыхание и напряг все свое внимание. Он различил вдалеке голос, произносивший: «Есть или нет смысла в том, что я вижу и слышу, я, в любом случае, чувствую себя легко, свободно и непринужденно…»
Засвербело в носу. Он подумал: «У них нет носа, по крайней мере, я его не видел. Следовательно, речь идет о моем собственном носе или же о раздражении, не имеющем определенного места». Он поднял руку, чтобы почесаться, но был остановлен резкой болью, пронзившей желудок. Он бы согнулся от боли пополам, если бы мог. Но он не мог. Он не мог почесать себе нос. Он не мог положить руки на живот.
Он догадался, что зуд и боль пришли не из его собственного тела. И совсем не обязательно, что они имели прямое соответствие в нервной системе другой стороны. Две высокоразвитые формы жизни обменивались сигналами — Гросвенор очень надеялся на то, что он не только воспринимал их, но и передавал — и ни одна из сторон не была способна правильно перевести сигналы, отправленные другой. Его преимущество заключалось в том, что он предвидел подобное положение дел. Противник же (если он, как утверждал Корита, находился на феллахской стадии) этого не ожидал и даже не мог ожидать. Таким образом, Гросвенору оставалось только улучшать свое восприятие, в то время как другая сторона могла лишь запутываться все больше и больше.
Зуд исчез, боль в желудке обернулась некоторой тяжестью, какую испытывают после чересчур плотного обеда. Но в каждом своем позвонке он ощущал нечто вроде укола раскаленной иглой. В середине спины игла была изо льда, который расплавлялся и студеным ручьем струился вдоль поясницы. Что-то — пальцы? металлические прутья? клещи? — сжимало мышцы руки и тянуло их, почти вырывая. Мозг Гросвенора получал сообщения, визжащие от боли. Вот-вот он должен был потерять сознание.
Ужасная боль, наконец, утихла, но Гросвенор продолжал содрогаться. Все это было не более чем иллюзии. Ничего такого нигде не происходило, ни в его собственном теле, ни в теле птицы. Его мозг всего лишь воспринимал с помощью глаз импульсы, которые не мог перевести верно. Таким образом, удовольствие могло стать болью, и любое раздражение породить какое угодно ощущение. Он не думал, что ошибки его мозга окажутся такими серьезными.
Он отвлекся от этих размышлений, потому что губы почувствовали мягкую и влажную ласку. Какой-то голос произнес: «Я любим», но Гросвенор отверг употребленное понятие. Нет, не «любим». Скорее, это его мозг в очередной раз пытался перевести рефлексы нервной системы, реакции которой совершенно отличны от реакций любого человеческого существа. Он сознательно заменил «я любим» на «меня возбуждают», затем позволил ощущению следовать своим путем. Но он так и не понял, что именно чувствовал. Возбуждение не было неприятным. Нервы вкусовых рецепторов слегка щекотало. Взгляд затуманился, что являлось признаком расслабления. В сознании возник образ цветка, восхитительной гвоздики, такой же красной, какими они бывают на Земле, и, следовательно, не имеющей никакого отношения к флоре мира Риима.
«Риим!» — подумал он и всем существом заворожено потянулся навстречу. Это пришло к нему сквозь пространство? Он не сумел бы объяснить почему, но имя казалось ему точным. Однако, вопреки всему, в сознании не исчезали сомнения. Он не мог быть уверенным.
Последняя серия ощущений оказалась полностью приятной. Тем не менее, он ожидал продолжения с тревогой. Свет по-прежнему был слабым и размытым. Затем его глаза еще раз повлажнели. Ноги начали сильно чесаться. Ощущение прошло, оставив его, однако, гореть и задыхаться почти непереносимым образом.
«Неверно! — сказал он себе. — Ничего подобного со мной не происходит».
Возбуждения прекратились. Снова не было ничего, кроме ровного шума и рассеянного света. Гросвенор забеспокоился. Возможно, его метод хорош и в конце концов удастся установить некоторый контроль над отдельным представителем или группировкой вражеского войска. Но время сильно поджимало. Каждая проходящая секунда на неимоверно много приближала его к полному провалу и уничтожению. Там — на самом деле, здесь (на мгновение он запутался в пространстве) — один из самых мощных и дорогих межзвездных двигателей, когда-либо созданных человеком, пожирал километры со скоростью, почти выходящей за пределы смысла.
Он знал, какие именно отделы мозга подвергаются воздействию. Шум он мог слышать, только когда возбуждение возникало в некоторых чувствительных зонах на боковой поверхности коры. Область над ухом при раздражении порождала видения и воскрешала старые воспоминания. Подробная карта мозга была составлена очень давно. Точное местоположение зон ощущений слегка различалось от человека к человеку, но общая структура сохранялась у всех.
Глаз нормального человека передает изображение, относительно соответствующее действительности. Хрусталик фокусирует на сетчатке реальную картинку. Судя по городским видам, демонстрируемым обитателями Риима, они тоже имеют объективно точное зрение. Если Гросвенору удастся скоординировать свои зрительные центры с визуальным восприятием противника, он сможет получать достаточно достоверные образы.
Снова потекли минуты. Неожиданно впав в отчаяние, Гросвенор спросил себя, не проведет ли он на этом самом месте все пять часов, так и не установив никакого полезного контакта? Он начал сомневаться, имеет ли смысл в подобной ситуации и дальше оставаться в столь глубоком подчинении. Но когда он попытался положить руку на диск настройки энцефалорегулятора, результат, похоже, оказался отрицательным. Возникли смутные ощущения, среди которых он различил характерный запах горелой резины.
