Они ждали меня в саду «Лорда Нельсона». Остров гордился своими связями с Королевским флотом, несмотря на то, что уже давно не принадлежит Британии, а шестой год купается в лучах независимости. Но до этого, в течение двухсот лет он служил перевалочной базой британского флота.
Бар украшали старые литографии давно умерших художников. Все они изображали величественные суда, проходящие пролив или застывшие на рейде Адмиралтейской пристани — военные линкоры, торговые суда «Джон и Компания» делали здесь небольшую передышку перед тем, как отправиться дальше на юг, к Мысу Доброй Надежды, а затем в Атлантику.
Сент-Мери так и не забыл ни своего места в истории, ни адмиралов, ни величественные суда, что захаживали в его гавань. Бар «Лорд Нельсон» — пародия на былое великолепие острова, но я предпочитал его дряхлую, пронафталиненную элегантность и ностальгию по прошлому тому уроду из стекла и бетона, недавно сооруженному «Хилтоном» над самой гаванью.
Чабби и его женушка сидели рядышком на скамейке у дальней стены, оба в своем выходном воскресном наряде. Кстати, так было легче всего их различить. Чабби был одет в костюм-тройку, купленный им еще к свадьбе. Некоторые пуговицы болтались или вовсе отсутствовали, а на голове красовалась затвердевавшая от морской соли и перемазанная рыбьей кровью фуражка. Его супруга была наряжена в длинное черное платье из плотной шерсти, порядком выцветшее и позеленевшее от времени, и высокие черные ботинки на пуговицах. В остальном их темные, оттенка красного дерева лица, были почти неразличимы, только Чабби был гладко выбрит, а у нее были небольшие усики.
— Привет, миссис Чабби, как дела? — спросил я.
— Благодарю вас, мистер Харри, — степенно ответила она.
— Может, вы тогда немного выпьете со мной?
— Ну, если только глоток апельсинового джина, мистер Харри, и кружку пива, чтобы разбавить его.
Пока Ма Чабби потягивала сладкий напиток, я пересчитал и выдал ей заработок Чабби. Ее губы беззвучно двигались, когда она считала вместе со мной. Чабби наблюдал с нетерпением, и я не переставал удивляться, как все эти годы ему удавалось обманывать ее насчет премии.
Миссис Чабби выпила свое пиво, и пена еще больше подчеркнула ее усики.
— Ну, я пойду, мистер Харри, — она величественно поднялась и выплыла из дворика. Я подождал, пока она свернет на Фробишер-стрит, и лишь тогда под столом протянул Чабби несколько купюр. Мы направились в бар.
С обеих сторон Анджело сидело по девице, а третья уселась ему на колени. Его черная шелковая рубашка была расстегнута до самого ремня, обнажая крепкие грудные мускулы. Джинсы сидели на нем, как вторая кожа, не оставляя никаких сомнений по поводу его пола, а на ногах были сапоги — настоящие, сшитые вручную, ковбойские ботфорты. Он напомадил свою шевелюру, пригладив ее назад на манер молодого Пресли. Улыбка его сияла на весь зал, как софит, и когда я отдал ему жалованье, он немедленно засунул каждой девице по купюре за вырез блузки.
— Ну-ка, Элионор, посиди на коленях у Харри, но поосторожней! Он у нас еще девственник, не обижай его, ладно? — он зарычал от хохота и повернулся к Чабби. — А тебе, старик, пора перестать хихикать. Только и знаешь, что ухмыляешься, словно идиот.
Чабби надулся, лицо его собралось в складки, как у бульдога.
— Эй, мистер бармен, дай старине Чабби выпить. Может, тогда он прекратит свои дурацкие смешки! — надрывался Анджело.
В четыре пополудни он, наконец, прогнал девиц и остался сидеть один напротив своего стакана. Рядом лежал, зловеще поблескивая в свете ламп, его заточенный, как бритва, рыбацкий нож. Анджело что-то невнятно бормотал себе под нос, погрузившись в глубокую хмельную меланхолию. Время от времени он проверял большим пальцем лезвие ножа и окидывал злым взглядом зал. Никто не обращал на него внимания. Чабби сидел рядом со мной, улыбаясь, как большая коричневая жаба, открыв свои крупные, подозрительно белые зубы и розовые пластмассовые десны.
— Харри, — проговорил он с чувством, обняв меня за шею крепкой, мускулистой рукой. — Ты хороший парень, Харри. Знаешь, я хочу сказать тебе что-то, чего еще никогда не говорил.
Я мудро кивнул, а он набрался духа, чтобы произнести признание, которое делал каждый раз в день получки: «Харри, я люблю тебя, старина, люблю сильней, чем собственного брата.»
Я приподнял его замусоленную фуражку и легонько погладил его коричневую лысину: «Ах, ты мой возлюбленный, лысоватый блондинчик!» Он на минуту отстранился от меня, вглядываясь в лицо, а затем разразился хохотом, скорее напоминающим рычание льва. Его смех был таким заразительным, что, когда Фред Кокер вошел в бар и присел к столу, мы никак не могли остановиться.
Фред поправил пенсне и чопорно произнес:
— Мистер Харри, я только что получил послание из Лондона. Ваши клиенты не прибудут.
Мне тут же расхотелось смеяться.
— Что за черт, — сказал я. — Две недели бездействия в самый разгар сезона, и получить только две сотни долларов неустойки. Мистер Кокер, вы просто обязаны найти мне новых клиентов! В моем кармане осталось лишь три сотни из тех, что я получил от Чака. Вы просто обязаны это сделать, — повторил я, а Анджело, взяв свой нож, с силой вогнал его в столешницу. Никто не обратил на него внимания, и он снова сердитым взглядом окинул зал.
— Я постараюсь, — ответил Фред Кокер, — но боюсь, что уже поздно.
— Дайте телеграммы тем, кому вы предварительно отказали, — посоветовал я.
— А кто заплатит за телеграммы? — спросил он с намеком.
— К чертям, я заплачу.
Он кивнул и вышел. Я услышал, как на улице заработал мотор катафалка.
— Не бери в голову, Харри, — сказал Чабби. — Я все равно люблю тебя.
Внезапно Анджело отключился. Он упал вперед, звонко ударившись лбом об стол, Я повернул ему голову, чтобы он не захлебнулся разлитой по столу жидкостью, сложил нож и убрал деньги, на которые уже поглядывали вертевшиеся вокруг девицы. Чабби заказал еще по рюмочке и затянул невнятно какую-то песню из местного репертуара. Я сидел и лихорадочно соображал. Кажется, я опять попал в хорошенькие финансовые тиски. Боже, как я ненавижу деньги, вернее — их отсутствие. Эти две недели решат все: протянем ли я и моя «Балерина» мертвый сезон, или мне придется оставить мои благие намерения, снова взявшись за ночные вояжи. Черт, если уж браться за это, то почему бы не сейчас? Я пущу слух, что Харри на мели и готов на сделку. Приняв решение, я почувствовал, как у меня приятно защекотало нервы. Это особое ощущение, что приходит вместе с опасностью. Две недели без клиентов вовсе не означают безделья и могут быть потрачены с пользой.
