— Ваша верность приказам достойна похвалы, — произнес я.
— Рад стараться, Ваше Высочество.
— Но вы не учли две вещи. Здесь нет премьер-министра. Зато здесь есть я.
А теперь убирайтесь вон, пока я не приказал вам арестовать самих себя.
На мгновение гвардейцы обменялись нервными взглядами, а потом благоразумно вышли в коридор. Я снова повернулся к Мэриел. К моему удивлению, она слабо улыбнулась и даже тихо засмеялась.
— Арестовать самих себя. Весьма забавно, Ваше Высочество.
— Учитывая наши прежние отношения, Мэриел, думаю, что ты можешь называть меня просто Лондо.
— Нет, Ваше Высочество, — просто ответила она, — полагаю, что мне необходимо всегда помнить о том, какое положение вы занимаете.
Удивительное отношение.
— Хорошо. Возможно, так будет даже удобнее.
Я сделал несколько шагов по комнате, заложив руки за спину, как будто проводил инспекцию.
— Итак, может быть, ты скажешь мне о том, что так тебя расстроило?
— Не вижу в этом необходимости, Ваше Высочество. Пустяки. Просто взгрустнулось.
— Может, тебя чем-то обидел Дурла?
— Дурла? — эта мысль, казалось, позабавила ее еще больше, чем мое предыдущее замечание. — Нет-нет. На самом деле Дурлы даже нет здесь. Он в последнее время очень занят. Очень занят.
Она опустила глаза, внезапно заинтересовавшись тем, что держала в руках.
— Я не виню его за это. У него так много дел.
— Да-да. Полагаю, для того, чтобы подорвать порядок в регионах и привести наш мир к полному разрушению требуется очень много времени.
Она явно была удивлена моим тоном.
— Он ведь ваш премьер-министр. Я думала, что он исполняет ваши желания.
Он служит Приме Центавра, а Прима Центавра — это вы.
— Да, так говорят. Император — это живое воплощение Примы Центавра.
Древнее высказывание. Великая традиция. Думаю, что теория нравится мне больше, чем практика, — я пожал плечами. — Как бы там ни было, Дурла делает только то, что ему угодно. Он больше не советуется со мной, я ему больше не нужен. — Я искоса посмотрел на нее. — Как и ты, думается мне. Может, именно поэтому ты плакала? Ты тоскуешь по нему?
— Тоскую? — на мгновение она задумалась, как будто эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову. Если она притворялась, то делала это мастерски. — Нет, — задумчиво произнесла она, — вряд ли я скучаю по нему так…. как я тоскую по себе.
— По себе?
Она попыталась ответить, но замолчала, обдумывая свои слова. Наконец, она сказала:
— Я думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, Ваше Высочество.
Верите или нет, но у меня были планы. Мне столько хотелось сделать, когда я была маленькой…. конечно, это были не особо важные дела, но я… — она замолчала и покачала головой. — Простите, я увлеклась.
— Все в порядке, — сказал я ей, — не думаю, что мы могли бы обсуждать подобное тогда, когда ты была замужем за мной, Мэриел.
— Меня учили говорить то, что положено, — грустно ответила Мэриел. — Говорить о своих печалях и недостатках не подобает благовоспитанной центаврианке.
— Верно. Совершенно верно, — и я замер в ожидании.
И снова я должен возблагодарить небо за то, что больше не влюблен в эту женщину. Я смотрел на это общение отстранено: так кто-либо с любопытством глядит на свежий рубец, потрясенный тем, что такая отвратительная корка могла появиться на его теле. Разговаривая с Мэриел, я в какой-то мере срывал эту корку. Так как она не собиралась откровенничать, я поторопил ее:
— Итак, что же ты хотела сделать? Я имею в виду, в то время, когда ты была маленькой девочкой.
Она криво улыбнулась.
— Мне хотелось летать, — ответила она.
— Ну, это не так уж трудно, — фыркнул я, — Просто сесть в…
— Нет, Ваше Высочество, — мягко возразила она. — Я имела в виду не полет на корабле. Мне хотелось… — на ее лице расцвела широкая улыбка. И я вспомнил то время, когда впервые увидел ее. Я был восхищен. Я был поражен ее красотой.
Тогда я не знал, что под этой красотой прячется столь черная душа. Но кто я такой, чтобы обвинять в этом других?
— Мне хотелось полететь самостоятельно, — продолжила она. — Мне хотелось взмыть вверх, взмахнув руками, как птица. — Она тихо засмеялась над собой. — Это так глупо, знаю. Уверена, что вы именно так вы и подумали…
— Почему я должен считать это глупостью?
— Потому что этого не может быть на самом деле.
— Мэриел, — начал я. — Я — император. Если ты спросишь любого, кто знал меня прежде, или спросишь у меня самого, думал ли я раньше о том, что стану императором, то я бы счел это такой же несбыточной мечтой. Кто знает, Мэриел?
Возможно, ты когда-нибудь научишься летать.
— А вы, Ваше Высочество? Вы действительно мечтали стать императором?
— Я? Нет.
— Тогда о чем же вы мечтали?
Внезапно в моем мозгу снова возникла эта картина. Сон, который стал сниться мне, когда я стал взрослым. Есть в этих снах одна забавная вещь: они настолько овладевают вашим воображением, что вы начинаете верить в то, что это действительно было.
Эти сильные руки, лицо, искаженное от ярости. Лицо Г'Кара, единственный глаз которого смотрел прямо в черное трепещущее нечто, зовущееся моей душой, а его руки впились в мое горло. Этот сон, яркий и отчетливый, преследовал меня всю жизнь, с незапамятных пор.
— О чем я мечтал? — повторил я. — Я мечтал выжить.
— Да? — она пожала гладкими плечами. — Вряд ли это можно назвать великой целью.
— Я всегда думал, что именно это и является самым важным, — сказал я. — Я считал, что это важнее нужд тех, кого я люблю, выше нужд самой Примы Центавра.
А теперь… — я пожал плечами, — теперь это уже не имеет такого значения.
Выжить — это не самое главное.
Тут повисло долгое молчание. Так странно. Эта женщина была моим смертельным врагом, но теперь я увидел перед собой совсем иную личность.
Размышляя о том, что я видел, помня о всех тех, кто мечтал от меня избавиться, вряд ли махинации одной юной центаврианки могли послужить поводом для беспокойства.
