Юлия Полежаева - Дорога к океану смерти

А что, на обратном я бы согласился? Увидеть Марс и умереть? Я что, совсем идиот? По большому счету, кому он нужен, этот Марс? Давно всем очевидно, что не найдем мы там никакой жизни, никаких артефактов чужих цивилизаций, ничего особо ценного. Мертвый холодный мир. Все эти песни, мол, «изучение Марса поможет получить новые знания об эволюции планет Солнечной системы» — пиар для бедных. Никто не стал бы вкладывать столько денег в какие-то там чисто научные изыскания. Престиж, приоритет, гонка технологий — в конечном счете, всего лишь политика, и только. Я готов погибать ради чьей-то победы на выборах? Нет. Но тогда зачем же я сюда так рвался? Только ради восторженных девушек?

Димка вздрогнул от прикосновения к плечу. Он не заметил, как Ренат вернулся из двигательного отсека.

— Посмотри динамику данных второго топливного датчика. Мне кажется, он врет.

Семен оторвался от своего пульта и перевернулся, чтобы пристроиться рядом с Ренатом за Диминым плечом.

— В какую сторону врет?

— Похоже, у нас намного меньше. Внизу заметили, когда пошла телеметрия с третьего.

На экране появилась убедительно горизонтальная диаграмма. Семен помолчал, закусив губу.

— Как же это могло получиться? — не выдержал Дима. — Ладно датчик — но откуда взялся лишний расход? Мы же летим по инерции, только генераторы…

— Угу. И генераторы автоматически компенсируют нехватку энергии от батарей. Программа должна бы сообщать, но почему-то не сообщает. А мы тут сибаритствовали — горячий душ, булочки…

— Как это получилось — второй вопрос, — перебил командир. — Первый — оценить потери и возможные последствия. Ренат, подключайся к Диме — а мы с Мишей посмотрим, на чем и сколько можно сэкономить.

Только через час, отвлекшись на минуту от компьютера, Димка вдруг осознал, что цепенящий страх куда-то незаметно делся.

Как получилось, как получилось… Неучтенные потери в новых солнечных батареях, ошибка в программе, неисправный датчик — все как нарочно, чтобы проблему заметили слишком поздно. Чтобы не осталось никаких других шансов, кроме позорной капитуляции. Чтобы вся жизнь, все, ради чего столько лет — нет, десятилетий! — боролся, рвал зубами, давил авторитетом, воровал с коммерческих проектов и давал невыполнимые обещания — все псу под хвост.

По оконному стеклу беззвучно ползли слезы дождя. Погоде не надо притворяться, погода может себе позволить рыдать о погибшей мечте, бессильно никнуть ветвями, безнадежно выть холодным ветром в проводах. Как хочется повыть.

— Игорь Борисович, я вам еще нужна?

— Нет, спасибо, Марина, вы можете идти. Оставьте дверь в кабинет открытой, я жду Горелова. До свиданья.

Сжав зубы, он снова отвернулся к окну. Что принесет Горелов? Может, все-таки, если сейчас начать экономить, хватит до Марса? В посадочном блоке автономный запас…

Не надо себя обманывать. Туда-то хватит в любом случае — не хватит обратно, как ни экономь, нечего и надеяться. Я и не надеюсь. А на что надеюсь? Что уже поздно поворачивать, что сейчас придет Горелов и скажет, что предельная точка пройдена неделю назад. И тогда останется только призвать к героизму ребят… И, между прочим, воззвать к священному долгу государства и спешно готовить спасательную экспедицию. Она, конечно, все равно не успеет, но система будет спасена, жизнь продолжится…

Ты серьезно думаешь, что это было бы везением — отправить ребят на верную смерть? Я точно знаю, что будет невезением: необходимость отдать приказ к повороту. Рассчитывать орбиты, писать инструкции. Своими руками загонять гвозди в гроб дела своей жизни. НАСА по такому случаю снова прибавят бюджет, и они уже точно станут первыми, а мы отстанем навсегда…

Может, организовать себе какой-нибудь сердечный приступ, лечь в больницу, пусть зам командует? Он давно на мое место зубы точит, пусть насладится. Ага, великолепно. Побеждать я сам хочу, а проигрывает пусть зам? Как раз на такой случай было придумано древнее слово честь. Сделать, что должно, и потом пулю в висок.

— Можно?

Он вздрогнул и обернулся. В освещенном дверном проеме блестела лысина Горелова.

— Заходи.

Горелов подошел к столу, и стало видно, что он радостно улыбается.

— Что? — выдохнул Борисыч.

— Предельная точка поворота по обычным гомановским эллипсам через две недели, — с энтузиазмом доложил Горелов, — но через три недели еще будет очень удачное окно для траектории с захватом Венерой, она даже экономичнее. Можно, конечно, и сейчас прямо повернуть, но смысла нет, выигрыш съест торможение на подходе.

— А позже?

— Позже — все, — удивленно пожал плечами Горелов. — Если в это окно не вписаться, потом уже топлива на возврат не хватит. Так что давай, командуй, пусть ребята на всякий случай пока начинают экономить, а мы как раз все подготовим…

— Ты рассчитывал для нынешнего уровня расхода?

— Да, но это без запаса. Запас не помешает…

— Подождем еще недельку.

Генеральный конструктор вернулся от окна к столу и принялся складывать бумаги стопочкой, старательно не поднимая глаз.

— Чего ты ждешь, Гоня? — мягко спросил Горелов.

Забытое студенческое имя ударило по сердцу. Он хотел было начальственно рявкнуть, но поднял голову и натолкнулся на сочувственный, все понимающий взгляд наивных выцветших глаз.

— Не знаю, — неожиданно для себя признался Борисыч. — Чего-то. Чего-нибудь.

Пауза затянулась.

— Ну, недельку-то терпит, — протянул, наконец, Горелов.

Ни в его тоне, ни в голосе не было ни капли угрозы, но Борисыч все равно ее услышал. Интеллигент хренов. Платон мне друг, но гуманитарные ценности дороже? Не хотелось ведь посвящать генерала. Не хотелось. Но, в конце концов, мы все в одной лодке.

— Если не повернуть обратно максимум через двадцать суток, мы уже не сможем вернуться, — привычная невозмутимость Рената сейчас казалась издевательством.

— Так что же они молчат? — срывающимся голосом спросил Миша. Ему было далеко до невозмутимости. — Или Борисыч нарочно тянет, хочет нас не мытьем, так катаньем на Марс загнать?

— Это вряд ли, — рассудительно ответил Семен. — Наверное, просто ждет подходящего окна.

Он вопросительно посмотрел на Рената.

— Возможно. Хорошее окно будет как раз через двадцать дней — расход топлива на всю траекторию даже меньше, чем если раньше повернуть. Но окно короткое, меньше суток, и если его пропустить — потом вообще шансов нет.

— Вот видишь, — Семен повернулся к Мише, — они в самом деле берегут наши нервы, не хотят волновать заранее.