Александр Прозоров - Трезубец Нептуна

Сила гравитации – 1, удаление от центрального светила – 1, плотность планеты – 1, атмосферное давление – 1, уровень освещенности – 1, уровень радиации – 1, активность микрофлоры – 1, разброс температур – 1, скорость вращения – 1, длительность суток – стандартная, орбитальный выбег близок к эталонному».

Платон Рассольников на мгновение задержался перед черной бездонной пропастью гравитационного лифта и перехватил тросточку обеими руками. Умом он понимал, что гравитационные лифты в десятки раз безопаснее механических, в сотни раз безопаснее орбитальных шлюпок и в тысячи раз – трансгалактических катеров. И тем не менее, в кресло катера он всегда садился с легким сердцем, а шахта лифта без единой видимой опоры вызывала у него острый холодок чуть ниже левой лопатки. Но деваться некуда:

– Сто шестьдесят семь, – сообщил он в пустоту перед собой и сделал шаг.

На секунду Рассольников замер в пространстве, после чего ухнулся вниз в свободном полете. Желудок предательски прыгнул к горлу, сбив на ходу в сторону сердце и зажав легкие. У Платона сбился ритм пульса и перехватило дыхание. И как люди только живут на этой чертовой Земле, с ее дикой перенаселенностью и постоянным прогрессом?

Вспомнить про свое милое двухэтажное бунгало на Гее-Квадрус, без всяких там вакуумно-гравитационных лифтов, зато с бассейном, коротко стриженным газоном из самой обычной местной травы, зеленой изгородью вдоль дороги и трех абрикосовых деревьев Платон не успел – лифт резко затормозил его бренное тело, возвращая желудок на свое законное место, и бесцеремонно выбросил на ярко освещенную площадку.

– Сто шестьдесят седьмой этаж, – сообщил бархатный женский голосок таким тоном, словно напрашивался на стопочку выдержанной текилы с соответствующим продолжением.

– Сам знаю, – не удержался от ответа Платон и пошел по коридору, громко цокая каблуками по толстому стеклянному полу, под которым перебирали листвой от напора вентиляции сочные, откормленные мать-и-мачехи, васильки, осока, одуванчики. Придумают тоже…

– Земляне, – презрительно фыркнул Рассольников и толкнул дверь приемной.

– Здравствуйте, – вскинула голову от стола секретарша. – Вы по какому вопросу?

– Мне нужен Дэвид Каннелони, – Рассольников с интересом окинул взглядом румяные щеки девушки, ее маленький чуть задранный носик, округлые плечи и весомую грудь. Похоже, Пиноккио потянуло на «пышечек» – если, конечно, ее не прислали из отдела кадров по квалификационному запросу.

– Какой у вас вопрос?! – голос секретарши стал заметно суше.

– Он меня ждет, – Платон постучал по матовой столешнице кончиком трости, и к девушке моментально пришло узнавание:

– Простите, мистер Рассольников, – она что-то переключила на левой панели. – Профессор вас ждет.

Платон толкнул тяжелую створку звуконепроницаемой двери и вошел в кабинет. Сидящий в самом дальнем темном углу, в конце длинного стола из мореного дуба, худощавый человек с коротко стриженными темными кудрями уже поднимался навстречу, широко раскрывая объятия:

– Привет, Атлантида!

– Здравствуй, Пикко!

Полтора десятка лет назад, попивая вместе пивко во время межпланетных олимпиад, забрасывая камнями полицейских во время маршев протеста против индустриализации колонизируемых планет и строительства орбитальных заводов, шляясь по низкопробным кабакам, студенты из разных звездных систем даже не подозревали, что закладывают будущую политику государств и монополий, исследовательских центров и музеев, направление развития науки и техники. Однако прошли годы. Бывшие студенты стали хозяевами мелких фирм или начальниками отделений в крупных корпорациях, ректорами институтов и главами государственных подразделений, офицерами армии и учеными. Вполне естественно, при возникновении разных вопросов, они в первую очередь вспоминали старых друзей и именно им первым предлагали новые заказы, спонсорскую помощь или заявки на перспективные исследования. Только благодаря тому, что ректор Страдфорского университета Дэвид Каннелони, прозванный когда-то Пиноккио за безудержное хвастовство и Платон Рассольников, получивший тогда же кличку Атлантида, в годы оные вместе вылетели с третьего тура студенческой олимпиады по истории Второй Конкисты, небольшой островной университет ныне мог пополнять свою коллекцию ценнейшими экспонатами, преподнесенными в дар неким известным археологом, а некий независимый археолог получал возможность время от времени печатать небольшие научные статьи, читать лекции и получать граны на новые экспедиции.

Как ни странно, именно возможность читать лекции и публиковать статьи Рассольников ценил превыше всего. Они позволяли ему удерживать при себе имидж настоящего историка и предохраняли от прибавки «сомнительная» к его репутации. Два месяца назад Платон подарил университету так называемую «железную печать», найденную им на Тибете – небольшой планете, напоминающей шарик из скомканной бумаги, с гравитацией в одну треть стандартной и почти без атмосферы. Подарок был оценен в пятнадцать с половиной миллионов оболов. Ошалевшие от его щедрости профессора с подачи Пиноккио едва не присвоили Рассольникову звание «член-корреспондента», но в последний момент сочли его слишком молодым и ограничились титулом «почетного хранителя музея». Мелочь, но приятно. Особенно, если учесть, что звание разрешало «хранителю» безвозмездно проживать на территории университета на полном пансионе – чем Платон с удовольствием и пользовался.

– Ты растолстел, Атлантида! – Дэвид потыкал гостя в живот маленьким кулачком.

– Я растолстел?! – возмутился Платон. – Ты, Пикко, по себе нормальных людей не ровняй! Не все способны жить на полтора яблока в неделю.

– Йогой нужно заниматься, а не бифштексы с кровью по пять раз на дню жрать.

– Нет уж, нет, – вскинул ладони Рассольников. – Что бы меня потом сквозняком из палатки унесло? Да я не то что бифштексы, консервы есть готов, лишь бы на тебя не походить!

– Консервы? – профессора Каннелони передернуло. – Лучше бы ты водку свою пил, что ли…

– Да, ты прав, Пикко. Стопочка текилы пойдет на пользу в любой ситуации.

– Тогда садись, – приглашающим жестом указал хозяин кабинета на два кресла, что стояли у самого окна.

Само собой, кабинет ректора находился в тех двадцати этажах стасемидесятиэтажного дома, что выступали над поверхностью земли. Из окна открывался прекрасный вид на пышные кроны деревьев под ногами и серо-стальные морские волны вдалеке. Не смотря на самые угрожающие прогнозы, во время потепления двадцать первого – двадцать третьего веков британские острова затопило всего лишь наполовину. Пролив, отделяющий Остров от материка, просто стал немного шире, и все. Теперь, когда климатологи прогнозируют новое оледенение, перспектива куда хуже. Обмеление океанов грозит поглотить перемычку воды, отделяющую Британию от прочих народов – а вместе с ней уничтожить и ее хваленую самобытность. Рано или поздно, но море уйдет от стен Страдфора, поднимутся с морских глубин Сардиния и Херсонес, Сидоп и Эдинбург, Губл и Норидж, Атлантида и Бристоль. И Остров перестанет существовать.