Всё.
Тридцать секунд и два бездыханных тела повалились на пластиковый пол.
Иннеркрайт покачнулся, тяжело дыша, опустился на чьё-то спальное место. На душе было омерзительно.
Паклай не раз и не два закрывал его на Плайте собственным телом, да и второй боец себя не жалел.
Он привык к их тонкогубым зеленоватым лицам, к резким всплескам эмоций, даже к странному, раздражающему запаху.
Их кровь смешалась тогда, во время сумасшедшего старта с Плайты, и значит, он только что убил почти кровных братьев. Заблудших, порочных, но важно ли это после пережитого вместе?
Он наклонился, закрыл Паклаю глаза, и вдруг понимание обожгло его словно огнём.
Он видел записи последних разговоров отца и капитана алайского «Когтя», Бризо.
Когда Бризо называл капитана «Ворона» живым, в его глазах он был нежитью. Мертвецом, который остался в мире живых. Высшей формой жизни с точки зрения извращённого менталитета «змеиного народа».
Энрихе потёр виски, выждал положенное время, убедился, что алайцы мертвы, вышел в коридор и, кивнув охраннику, отправился собирать вещи. На лице его не отражалось ничего, кроме усталости.
* * *
Когда-то домов камня было девять. Они символизировали девять энергий этого мира, девять его цветов.
Дома Аметиста и Сапфира, ныне процветающие.
Дома Оникса и Ильмариина, зелёного камня, добываемого на Итрее, планете четырёх солнц, ныне отодвинутые более сильными, но сохранившие чистоту крови Истока.
Дом Обсидиана, остатки которого смешались с живущими на Гране.
Дома Белого Нефрита и Блезиара, угасающие и разъедаемые внутренними противоречиями, склоками и генетическими болезнями.
Дом Нарьяграат — Темного королевского граната, эрцоги которого склонны считать себя единственными наследниками императорской крови.
Дом Кешлы — разбитого, проклятого камня. Мёртвый дом.
Энрихе сам не понимал, отчего всплыла в его памяти эта генеалогия, и почему генеалогическое древо заслонило вдруг лицо Агескела Эйвори, сродного брата эрцога дома Нарьяграат. Ублюдка, вечно кривящего губы и возникающего в родовом зале Алдиваара, как тень между вековых колонн из тэрранских склитов.
Тэрра была искусственной и искуснейше воссозданной копией некогда утерянной Земли. Геологи и инженеры скопировали её до мелочей по старинным картам.
На ней было пять континентов, названных в честь земных — Акрика, Америа, Эвроза, Азиа и Арктида.
Родовое поместье дома Нарьяграат было, как и на Земле, расположено на самом благоприятном по климату континенте — Арктиде. Вечнозеленые леса, шипение гейзеров, воздух, пьянящий и влажный.
И черные глаза Хелеки Эславэ… Здесь, на Тэрре, он впервые увидел её.
«Сердце опять проснулось, — поморщился Энрихе, растирая грудь. — Как некстати».
И тут же кто-то выразил желание войти: замигал сигнал над дверной мембраной.
Оказалось, медик. Помозолил глаза непривычной красной формой, помахал диагностическим приборчиком, построжился, но ушёл, когда Энрихе объяснил ему, что вынужден срочно лететь восвояси.
Хаго явился спустя пару минут после медика, едва разошлись.
Сейчас начнётся…
Энрихе не собирался объяснять своё поведение, но хоть что-то говорить всё же придётся? Или — промолчать?
Они встретились глазами. У капитана были зелёные с золотыми искрами глаза.
Энрихе показалось вдруг, что зелень в них та же, что и на лицах убитых алайцев. Труп. Ходячий мертвец. Потому его и убить не могут…
Кровавые эрцоги считают, что бессмертных нет. «Все смертны, и так будет со всеми» — написано в их родовом зале на Тэрре, в доме Нарьяграат, наследников утраченной императорской крови.
Только сейчас Энрихе вспомнил, ГДЕ он видел выгравированный на «Каменном вороне» девиз — «И так будет!» Это и был девиз дома Нарьяграат. В старой, позабытой уже огласовке.
Перед глазами иннеркрайта словно бы вспыхнула молния, он покачнулся…
— Вот псих, — сказал, подхватывая его, капитан. — Сразу надо было тебя изолировать. Мне ещё в коридоре твоя морда лица не понравилась.
Он замысловато выругался, переводя Энрихе в горизонтальное положение и нажимая подбородком на спецбраслет.
— Куда я попал? Навигаторская? Медиков в двадцать четвёртую. Бегом!
Из отчёта импл-капитана Пайела
— Нервное истощение, — констатировал медик. — Да и контакт с вирусом даром не прошёл. Если иммунитета изначально нет, то даже после вакцинации остаются кластеры вируса, встроенные в ДНК.
Вошёл Колин. Он был закрыт эмоционально настолько плотно, что я смотрел на него и не узнавал.
— Готовьте капсулу для транспортировки, — сказал он медику. И пояснил. — Я попросил, чтобы Энрека взяли на ЭМ134. Курс не совсем совпадает, придётся корректировать, но так ему будет легче перенести дорогу, чем на шлюпке.
Я покачал головой.
— Он даже отца не увидит. Он же всё-таки почти спаситель цивилизации, а мы его, как мешок с дерьмом…
— Зато отец увидит его. Иди, встречай. Эрцог прибыл без приглашения, чего я за ним раньше не замечал.
Я нахмурился. Сначала не понял, причём тут эрцог, но тут же пиликнул браслет: пришёл запрос на стыковку и отчёты дежурных.
Выходило, что мы сейчас принимаем в седьмой ангар капитанскую шлюпку с «Леденящего». А в шлюпке эрцог Локьё с неприлично малым числом сопровождающих.
— Он нам так доверяет, или дело настолько плохо? — спросил я.
— Думаю, плохо.
Колин был внешне спокоен, но меня это не обнадёживало. От него не дождёшься открытых реакций. Сказал плохо — значит, так и есть.
Я быстро пошёл по коридору по направлению к ангару. Если Локьё — условно «один», то есть без положенной ему по рангу свиты, то дежурного за ним не пошлёшь, это будет уже даже не хамство… А что, интересно?
Набрал на браслете Млича:
— Ивэн, ты шлюз гостям уже дал?
— А что, проблемы с «гостями»?
— Да нет, опаздываю. Они вышли уже?
— У входа в ангар твой эрцог торчит.
— Прямо один, что ли?
— Только что матом послал обратно в шлюпку охранников. Интересное выражение. Я записал.
Млич был в своём репертуаре.
— Абэ то да хэрбэ, — выругался и я.
— Давно по экзотиански ругаться начал? — усмехнулся навигатор.
— С Къясны.
— Я тебе видео перегрузил. Вон он, видишь?
На экранчике браслета длинная фигура эрцога согнулась возле огромного ящика, похожего на саркофаг.
А откуда у нас в ангаре такой подозрительный ящичек? Почему я не в курсе?
Чмокнул шлюз, раскрылась, как цветок, дверная мембрана, и первое, что я увидел — торчащую из не заваренного железного ящика-саркофага худую зелёную ногу со скрюченными пальцами.
Это и были, видимо, предполагаемые «останки Рико» вперемешку с алайскими.
— Нельзя их вместе, — задумчиво сказал Локьё, взирающий на ногу без видимой брезгливости. Он стоял, уставившись в саркофаг, роста ему на это хватало. Рядом с ним висел в воздухе багажный контейнер. — Не было здесь алайцев по официальным приказам. Скажи, чтобы готовили другую коробку, эта — не подойдёт.
— Сейчас распоряжусь, — я потянулся к браслету. — Ты совсем один?
— Последнюю родню разогнал. Официально — я убит горем и никого не принимаю. А вот неофициально у меня есть отдельный ангар для неформатных визитов и пара вопросов к вам, комбинаторам. К обоим! — эрцог нехорошо улыбнулся.
— Только ко мне. У твоего сына сильное нервное истощение и последствия контакта с борусами. Боюсь, он не в состоянии отвечать.
— Сын?
— А что, уже нет? — на этот раз я дерзил вполне осознанно.
Но эрцог только хмыкнул.
— А ты знаешь, «защитничек», — сказал он, разглядывая скрюченные зелёные пальцы на алайской ноге, — что обвинили в произошедшем одного Рико? Тебя — даже и не заметили. Именно он, по версии нашего военного совета, уничтожил заводы на Плайте… — эрцог отвёл взгляд от саркофага, уставился на меня и рыкнул. — Так что убери эту зелень! Только алайцев мне сейчас не хватает!
