– Коридор справа пуст! – доложил Глеб.
– Слева чисто! – сообщил Иван, упав на одно колено и прижимаясь к стене.
– Принято, – в модуль с улицы проникли Мазовецки и Маклеуд. Поляк тут же свернул направо, Эмма – налево. Пробежав мимо Голицына, девушка достигла конца коридора и, выставив вперед бластер, шагнула за угол. – Лестница номер один: чисто!
– Лестница номер два: чисто! – вторил ей Збышек.
Оторвавшись от стены, Голицын стремительно приблизился к Маклеуд. Короткий марш-бросок – и вот он уже на площадке второго этажа. Пригнувшись, Иван осторожно выглянул в коридор.
– Коридор второго этажа, ведущий к контрольному посту: чисто!
К входу в зал, где должны были находиться дежурные, Иван и Эмма двигались вместе: Голицын вдоль правой стены, Маклеуд – слева. Вот и его дверь. Надежная, такая сама не откроется…
– На счет три, – прошептала девушка, вводя пальцами левой руки код замка. – Раз… два…
Дверь беззвучно отъехала в сторону, и Голицын с «Шилком» наизготовку ворвался на контрольный пункт.
Резко поведя из стороны в сторону стволом бластера, Иван в мгновение обшарил взглядом зал. Экраны, насколько он мог судить, работали в штатном режиме и согласно их данным, обстановка на подконтрольной территории оставалась спокойной. Вот только дежурная смена, для которой, собственно, и предназначалась эта информация, на месте отсутствовала: оба кресла были пусты.
– Мы на контрольном пункте, – сообщила Эмма остальным, пряча бластер. – Здесь никого нет.
– В ангаре все нормально, – тут же последовал доклад от китайцев. – Обе «Эсмеральды» на месте.
– В учебных классах тоже чисто, – услышал Голицын сообщение Глеба. – Двигаемся по переходу в жилой модуль.
– Принято, – бросила Эмма. – Ничего не понимаю… – совсем другим тоном проговорила она, отключившись от связи – так что теперь ее мог слышать только Иван. Пройдя через зал, девушка тяжело опустилась в одно из кресел. – Что могло заставить их бросить пост?
– Надо проверить архив, – Голицын приблизился к пульту. – Не было ли за последние часы обострения обстановки.
– Давай, – как-то равнодушно кивнула Маклеуд.
Беглый анализ показал, что с момента, как команда покинула базу, отправляясь на матч, никаких существенных инцидентов на подконтрольной территории зафиксировано не было.
– Ничего не понимаю, – растерянно повторила девушка.
– Надо лететь на сигналы маячков, – предложил Иван.
– Что? Ах да, маячки… – Эмма выглядела совершенно потерянной. – Да, конечно, надо немедленно туда лететь… – пробормотала она, продолжая сидеть.
– Кто-то должен остаться на дежурстве, – заметил Голицын, и, видя, что Маклеуд никак не реагирует, включил связь. – Глеб, Збышек, что там у вас?
– Прошли жилой сектор, – тут же откликнулся Мазовецки. – Кроме нас, на базе ни души.
– Ясно. Поднимайтесь на контрольный пункт, – распорядился Иван.
– Принято. А что с Эммой? – заподозрил неладное поляк.
– Занята, – после короткой паузы отозвался Голицын. – Чжу, Чан, выводите «Эсмеральды», – продолжил командовать он.
– Обе? – уточнил из ангара Пэн.
– Да, обе.
Вообще-то, согласно инструкции, задействовать оба катера одновременно было строжайше запрещено. Но до формальностей ли сейчас?!
– Принято.
– Ничего не понимаю… – едва слышно выдохнула Маклеуд.
– Кстати, знаешь, где мы? – задал вопрос Голицын.
– Конечно, – откликнулся с места второго пилота Соколов. – В неполных девятнадцати километрах к северо-западу от базы.
– Это-то понятно. Но самое любопытное – только что мы пересекли границу национального парка – не помню названия – того самого, где гориллы.
– Час от часу не легче… Что же это их сюда понесло-то?
– Вот скоро и узнаем… Слушай, а может, это такой тест? – осенила внезапно догадка Ивана.
– В смысле – тест?
– Ну, от преподов. От Фантомаса, например. Типа как мы поведем себя в критической обстановке и все такое…
– Да не, не похоже, – покачал головой Соколов. – Хотя, с другой стороны, от этих альгердов всего можно ожидать… – добавил, поразмыслив, он.
– Вот я и говорю!.. Так, что там у нас на пеленгаторе?
– Сигнал разделяется, – сообщил Глеб. – Теперь один источник – прямо под нами, другой – метрах в семистах к востоку и продолжает удаляться.
– Под нами, говоришь… – взгляд Ивана впился в экран. «Эсмеральда» зависла над густыми зарослями, рассмотреть сквозь которые хоть что-нибудь было решительно невозможно. – Так что, прям здесь и садиться?
– Лучше – вон там, – Соколов указал на небольшую полянку слева по курсу. – А то раздавим еще сослепу Пашку – это, кстати, его маячок.
– Логично, – кивнул Голицын. – Збышек, мы садимся на сигнал Хохлова, – сообщил он командиру экипажа второго катера. – Сингх – ваш с Эммой.
– Принято, идем на сигнал Сингха, – ответил Мазовецки.
Вообще-то, все шло к тому, что на второй «Эсмеральде» полетят Чжу и Чан, но в последний момент Эмма заявила, что как формальный командир несет всю ответственность за происшедшее, а значит, обязана участвовать в спасательной операции лично. В результате китайцы остались дежурить на контрольном посту. Да они и не особенно возражали.
Положив «Эсмеральду» на крыло, Иван по крутой дуге послал катер вниз.
– Так, а это у нас еще что такое? – пробормотал Глеб.
– В чем дело? – Голицын пока ничего необычного не заметил.
– Характер сигнала меняется… А, понял: браслет снимают с руки! – догадался Соколов.
– Зачем это еще?
– А я почем знаю?! – пожал плечами Глеб.
– Ладно, сейчас все выясним.
Подмяв брюхом вездесущие кусты, «Эсмеральда» коснулась посадочными опорами земли.
– Кстати, знаешь, почему у гориллы такие большие ноздри? – спросил Голицын, отстегивая ремни.
– Нет, а почему?
– Потому что у нее очень толстые пальцы!
– Ну. А у бегемота плоские круглые ступни – для того, чтобы удобнее было перепрыгивать с кувшинки на кувшинку… Шлем не забудь, остряк-самоучка, – Соколов даже не улыбнулся. – А то мало ли что…
– Уже взял…
С бластером наизготовку Голицын первым выскользнул из люка.
– До источника сигнала семьдесят метров, – сообщил Глеб.
– Пашка! – крикнул Иван. – Пашка, это мы! Где ты?!
Ответа не последовало – только какая-то пестрая птица испуганно вспорхнула из кустов и, стремительно набирая высоту, скрылась за кронами деревьев.
– Если он не мог ответить на вызов, не отзовется и так, – резонно заметил Глеб.
– Ладно, это я так, для очистки совести, – буркнул Голицын. – Пошли скорее!
Друзья принялись продираться через заросли кустарника, местами совсем низкорослого, местами поднимавшегося выше их голов.
– Что с сигналом? – задал вопрос Иван.
– Пятьдесят метров… То есть уже сорок семь!.. Сорок пять!
– Как – сорок пять? Мы же почти остановились!
– Мы – да! Зато он движется нам навстречу!
– Так ты же вроде говорил, что браслет не на руке?!
– Так и есть…
– Ну все, довольно загадок! – вспылил Голицын, решительно раздвигая ветви.
Кусты внезапно закончились, и Иван буквально вывалился в начало естественной аллеи, образованной высокими деревьями со сплетшимися высоко вверху кронами. Солнечные лучи почти не пробивались сквозь их густую зелень, из-за чего здесь царил мягкий полумрак. На секунду Голицын замер, осматриваясь, и в этот же момент кусты с противоположной стороны аллеи бесшумно разошлись, и из-за их колючих ветвей появилась высокая темная фигура.
– Горилла! – прошептал Глеб – он уже стоял рядом с другом, держа у бедра руку с бластером.
– Нет, – так же тихо ответил Иван. – Гориллы – милые, добрые создания…
Фигура сделала несколько шагов вперед, и у Голицына пропали последние сомнения: перед ними был тот самый великан-негр, которого несколько дней назад так и не смог остановить хваленый ранольский психо-излучатель. Но бластер-то тогда не подвел!
– Стой! – потребовал Иван. Ствол его «Шилка» был направлен гиганту прямо в лоб. – Стой, или я стреляю!
– Опусти свое оружие, музунгу[1]! – на отвратительном английском выдал негр – правда, остановившись.
– Подними вверх руки! – потребовал Глеб.
– Нет, – покачал головой тот. – Это вы уберите свои стволы и заложите руки за головы. Но сначала снимите с голов шлемы и положите их на землю. И делайте все быстро – иначе те два глупых музунгу погибнут! – и он медленно протянул вперед левую руку. В его исполинском кулаке блеснул серебристый металл альгерского индивидуального браслета.
В кабине туристического автобуса-грузовика, несмотря на отсутствие как класса боковых стекол, было душно и жарко. Мотор ревел, как целое стадо бешеных горилл, передачи переключались с таким жутким скрежетом, словно коробка скоростей испытывала в этот момент нестерпимую физическую боль и спешила сообщить об этом всему миру, тугое рулевое колесо поворачивалось с огромным трудом – для того, чтобы вписаться в очередной поворот приходилось наваливаться на него всем телом. В то же время на прямых и, казалось бы, безопасных участках на каждой рытвине или колдобине, из которых, собственно, в основном и состояла дорога, руль так и норовил вырваться из рук, посылая живой памятник неизвестному европейскому автопрому на встречу с ближайшим баобабом.
