Перовский недоверчиво улыбнулся — мол, ты ври, да не завирайся.
Подняв руку, позволил посланнику Дома рассмотреть два перстня. И добавил, уже сопроводив вспышками двух камней — красного и голубого:
— Я в секторе Белых на Горниле. Местная администрация подчиняется мне. Могу прислать голоснимки с пространственными метками, или ещё что — не знаю, как ещё вас убедить, что всё так.
— Князь Огнев. Это всё несколько… Не укладывается в рамки разумного. И как вы успели попасть на Горнило?
— Я же говорил, у меня быстрый корабль. Очень быстрый корабль. Мне эта яхта так нравится! И… Пожалуйста, не называйте меня князь Огнев. Это не верно.
— И как же вас величать?
Перовский иронично приподнял бровь. Совершенно ожидаемо, этот человек опять не воспринял мои слова всерьёз.
— Да вот, знаете что… Чего размениваться на полумеры? Меня стоит величать князь Огнев-Белый!
Федул Саввич весь подобрался.
— Это вы сейчас придумали, князь? Или это вам… Кто-то подсказал?
Врать не хотелось. Пришлось признаваться — тем более, когда признание ничего, по сути, не стоило.
— Нет и ещё раз нет. Я придумал это сам и сразу же после того, как сбежал со своей женой из разрушенного поместья Белых. Извините, что не сказал об этом сразу.
— То есть — вы хотите сказать, что Яромира Белая сейчас с вами… Или?
— Нет, никаких или. Она жива и здорова, и весьма довольна своей жизнью.
— И вы с ней смогли договориться.
— У неё сложный характер, мы не всегда ладим… Но после того, как всех её родичей убили окончательной смертью, у девушки просто не осталось других вариантов. Как и я, она жаждет мести, и вряд ли согласится на полумеры.
Перовский кинул на меня быстрый оценивающий взгляд и ненадолго задумался. Мои слова должны были ему очень понравиться, для того я и сказал их. Вот только, боюсь, теперь посланник Дома мне доверял с серьёзными оговорками — если вообще доверял хоть когда-то.
Наконец, он озвучил очевидное сомнение:
— Ваш род не признают.
— Плевать. Нас так и так никто не признает, мы вне закона. Но Лапуты Белых уже у меня. До своих собственных, которые принадлежали Огневым — пока не добрался… Но это не за горами.
— Семьи Ирия будут против. Ваши сектора блокируют, корабли перестанут впускать в порты и на Небесную Гавань…
— Тогда, боюсь, мы вынуждены будем вновь обратиться к вам. Или к кому-нибудь ещё, кого не испугают санкции Сената.
— Возможно, дойдёт до военной операции.
— Они умоются кровью, если попробуют. И они знают это. Потому не посмеют.
Перовский снова задумался. Наконец, решив что-то для себя, вновь посмотрел на меня.
— И какого рода помощь вам нужна сейчас? Если, так понимаю, вашему кораблю прямо сейчас ничего не угрожает?
— Я хочу выступить и в публичной речи осудить наших врагов. Тех, кто гнал нас с Ирия, тех, кто заклеймил нас, как преступников. Так, чтобы это увидело как можно больше жителей в нашей звёздной системе. На Ирии, и может даже у вас — на Доме.
— Теоретически, это возможно. Даже можем показать вас по головидению Ирия. Но… Это будет стоить нам дорого. Вплоть до того, что мы лишимся лояльных нам каналов. И польза такого крайне сомнительна. Что это вам даст? Думаете, они после такого заявления сразу отыграют назад, извинятся, вернут вам всё?
— Нет. Но после нашего заявления те, кто за них, больше не будут чувствовать за собой морального права. А те, кто за нас — будут. Для высоких чинов и членов Сената это ничего не значит… Но есть же ещё и простые люди — слуги, бойцы. И вот их негласная поддержка может для нас что-то да значить. И опять же, у нас могут быть союзники, которые не знают о нас и боятся поднять голову… Но после того, как мы во всеуслышание заявим о себе, они узнают — что не одиноки.
— Хорошо. Мне надо время, чтобы подумать…
Голограмма исчезла. Я хмыкнул, решив, что это «подумать» на самом деле наверняка означает «посоветоваться с начальством».
Минут через пять мне на коммуникатор пришло сообщение с сетевым идентификатором, с припиской, и тут же пришёл вызов от Перовского.
Появившись передо мной, он сразу начал с места в карьер.
— Я прислал сетевой айди, куда надо слать потоковое головидео и звук. Это именно то, что вы просили.
— Что это? Кто нас увидит?
— Оттуда то, что вы пришлёте, будет транслироваться на несколько порталов в сети. И… На один из каналов Ирия. А так же, возможно, мы покажем это на Доме.
— Трансляция будет в прямом эфире?
Перовский улыбнулся. Ну конечно же, будут они так рисковать… Только после личного ознакомления, только после проверки цензурой. Иначе и быть не может, слишком высоки ставки.
— Если так… Можно для проверки попробовать туда послать что-нибудь? Чтобы убедиться, что хотя бы на нашей стороне всё работает как надо?
— Не можно, а нужно. Буду ждать, когда ваши специалисты проведут проверку…
— Хорошо, сейчас им скажу.
Настроить всё мне труда не составило. После чего послал тестовое головидео, из стандартных, скачанных из сети. Перовский подтвердил, что всё дошло и отобразилось нормально. Оставалось проверить всё это с аппаратурой, которую предоставят нам для трансляции Струев и компания, и на этом можно было считать, что всё готово — как-то повлиять на всё остальное я был уже просто не в силах.
Закончив, позвал супругу — интересно было узнать, как у неё дела.
— Яра, ты всё? Как прошло?
— Да, закончила. Вроде нормально всё сделала… Тебя жду. И комбез подсох, можешь примерить…
Надел, вызвал голозеркало, посмотрел. Получилось и правда ничего — сплошной чёрный с синими и красными вкраплениями, выглядело всё это действительно стильно.
Снял перстень и протянул Яромире, которая не побрезговала комбинезоном со стандартными цветами рода Белых. Он ей очень шёл, и наверняка шёл бы ещё лучше, если вернуть волосам оригинальный цвет.
— На. Перед теми четырьмя получилось красиво… Предлагаю повторить представление.
Девушка усмехнулась, и взяла кольцо, покрутив между пальцами.
— А помнишь, как забрала его у тебя? И сбежала?
— Помню, как же не помнить. Без штанов оставила… Пошли, там почти подошло время, на которое назначено выступление.
Быстрым шагом мы направились в направлении импровизированной площади. По пути связался со Струевым, подключился к голокамерам и прочей аппаратуре, послал короткий ролик Перовскому, а также на другие лапуты Белых и во все их центры связи, и заодно — Огневым. Последние легко могли отключить моё выступление, но очень надеялся, что те, кто принимает решения, сделают правильные выводы и позволят увидеть всё и своим подчинённым тоже.
Провёл последние тесты. Убедился что всё, что зависит от меня, работает, и можно приступать к главному. Оставалось совсем немного — не запороть выступление.
Отведённая под площадь посадочная площадка, весьма приличная по размерам, оказалось битком забита народом. Ничего удивительного — никто толком не знал, что вообще происходит, и жаждали хоть как-то прояснить ситуацию, на что и надеялись, явившись послушать нас.
Мы взошли на импровизированную трибуну, как на мостик старинного корабля, передвигающегося только по воде. Перед нами раскинулось настоящее людское море, бушующая, неконтролируемая стихия.
Мне на миг показалось, что нас сейчас просто смоет потоком хлынувших навстречу эмоций. Камеры даже показали, как я отшатнулся… И это никуда не годилось. Пришлось собрать всё самообладание и усилить контроль за каждым движением. Если честно, не ожидал от себя такого — хотя, конечно, выступать перед огромной толпой до сих пор ещё ни разу не приходилось. А ведь меня должны были услышать не только те, кого я видел сейчас перед собой.
С нашим появлением толпа заинтересованно затихла. Возможно, узнали меня. Мощные голопроекторы транслировали над «площадью» увеличенное изображение нас двоих, и те, кто смотрел новости, точно уже должны были сложить два и два.
Яромира, в отличие от меня, не потерялась. Выждав небольшую паузу, она начала рассказывать. По наезженной колее, всё то же, что уже рассказывала однажды. Я видел, что девушка обдумала и осмыслила свою прошлую речь, доработала её и улучшил. В частности — для того, чтобы сказанное было лучше понятно простым работягам-вахтовикам… И тем миллионам людей, которые смотрели сейчас на нас, находясь за миллионы километров. Или должны были посмотреть спустя какое-то время, хотелось верить — очень незначительное.
