Рашель посмотрела на него и этак ехидненько усмехнулась:
— А всё из-за того, что он раскритиковал идею Хулии Мартинес? Почему же тогда ты не забраковал Эстер, которая выражалась не менее резко? Потому что она милашка и на неё приятно смотреть?
Щёки Валька слегка зарделись.
— Не в том дело. Вовсе не в том. Этот эпизод лишь частность, но если мы заговорили о нём, то Эстер просто высказала своё мнение, а Станислав выпендривался, показывая, какой он умный. Типа: «Вы все идиоты, а я д’Артаньян».
— О чём ты?
— Да это так, из одного старого анекдота. Даже из древнего. И, э-э, не совсем приличного. Однажды я наткнулся на него, но не понял, в чём его смысл, и стал выяснять, кто такие д’Артаньян, виконт де Бражелон и поручик Ржевский. В результате прочитал несколько очень увлекательных книг. Но это уже к делу не относится. Просто порой Михайловский напоминает мне героя того анекдота. Он нахватался по верхам разных знаний и при любом подходящем случае демонстрирует свою, так сказать, эрудицию.
— Можно подумать, что ты у нас скромный и застенчивый, — язвительно заметила моя дочь. — Ты тоже лезешь со своими замечаниями, комментариями, уточнениями и часто выставляешь собеседников круглыми дураками.
— Однако я говорю лишь о тех вещах, о которых знаю досконально, — возразил Валько. — Я никогда не стану с авторитетным видом разглагольствовать о том, о чём мне известно только понаслышке.
— Что верно, то верно, — согласилась Рашель. — И самое странное, что твоё нахальство, твоя заносчивость, твои вечные поддевки нисколечко не раздражают меня. А вот Станислав... ну, не то чтобы он раздражал меня, а... как бы это выразиться... Короче, я бы хорошенько подумала, прежде чем пойти в паре с ним в разведку. А ещё... — Тут она смущённо потупилась. — Возможно, вы посчитаете это снобизмом, но меня слегка задевает его благоговение перед Космическим Корпусом.
— Не назвал бы твоё чувство снобизмом, — заметил Валько. — Это, кстати, ещё один минус Михайловского. Нет ничего плохого в том, что он хочет стать космическим пехотинцем, однако раз за разом подчёркивать в присутствии других ребят, которые мечтают о Флоте, что именно в Космическом Корпусе служат самые храбрые, самые сильные и выносливые, и вообще самые-самые — это, мягко говоря, нетактично.
— Значит, Михайловский, — подытожил я. Жаль, конечно, мне нравился этот парень. Впрочем, мне нравились все мои подопечные — командование действительно отобрало замечательных ребят.
— Да, — уверенно сказал Валько. — Если бы я сам подбирал себе подчинённых, то его бы не взял. А что теперь с ним будет?
— Ничего страшного. Его вернут в систему Дельты Октанта, возьмут подписку о неразглашении и отправят на одну из наших секретных баз — якобы для специальной подготовки. Вместе с ребятами, которые были вашими «дублёрами», и вместе с теми, кто был призван на службу таким же образом, как и вы, но только для отвода глаз. Все эти парни и девушки ускоренными темпами окончат школьное образование и получат хорошие назначения с перспективой скорого производства в младшие офицерские чины.
— Вот это правильно, — одобрил Валько. — А то у меня было опасение, что кому-то может взбрести в голову собрать информацию об этих досрочных призывах, проанализировать прошлое всех призывников, их происхождение и сделать соответствующие выводы.
— Можете не беспокоиться, лейтенант, командование всё учло. — Я хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Ладно, с Михайловским решено. Ещё есть отводы?
Немного помявшись, Рашель назвала имя одной девушки-славонки, Божены Малкович, которая, по её мнению, была слишком озабочена в сексуальном плане и заигрывала со всеми парнями. Тут Валько не преминул поддеть мою дочь, но против предложенного ею отвода возражать не стал. А потом они уже единодушно забраковали одного землянина — им не нравилась его замкнутость и скрытность.
— Будь у нас больше времени, — объяснила Рашель, — мы бы сумели сойтись с ним, наладить нормальные отношения — но так мы просто не знаем, чего от него ожидать.
В течение следующего получаса мы перебрали всех остальных членов группы, и я убедился, что ни у Рашели, ни у Валька нет к ним никаких претензий. Адмирал Дюбарри прогнозировал двадцати- или даже двадцатипятипроцентный отсев, однако всё обошлось пятнадцатью процентами.
После этого я отпустил обоих отдыхать. Валько ушёл сразу — его здорово клонило ко сну, а Рашель задержалась у двери каюты, переминаясь с ноги на ногу.
— Сэр... — нерешительно начала она, но я мягко перебил её:
— Когда мы одни, можешь опять называть меня папой. Будем постепенно входить в роль. — Я улыбнулся и заговорщически подмигнул ей. — Держу пари, что нам это не составит труда.
На лице Рашели явственно отразилось облегчение. Она подошла ко мне и склонила голову к моему плечу. Я обнял дочку и стал гладить её белокурые волосы.
— Ах, папа, если бы ты знал, как мне было тяжело всю эту неделю, — сказала она. — Постоянно называть тебя «сэр», а в ответ слышать «мичман Леблан»... Слава богу, скоро всё закончится.
— Всё только начнётся, солнышко, — возразил я. — Да, конечно, нам не придётся притворяться, изображая отца и дочку, это немного облегчит нашу задачу — и в то же время осложнит её. Наше родство может сыграть с нами злую шутку. Чего доброго, мы расслабимся, потеряем бдительность и в результате сорвём всю операцию.
— Насчёт этого не беспокойся. С нами будет Анн-Мари, уж она не позволит нам потерять чувство реальности. Кстати, па, о нашем задании. Мадам Пети сказала, что ты — один из двух, кто способен справиться с ним. Что она имела в виду?
Я нахмурился.
— Госпожа президент неточно выразилась. Когда только замышлялась эта операция, в качестве её возможных руководителей было предложено более сотни кандидатур, в том числе и моя. В конечном итоге осталось двое — я и ещё один человек, имени которого мне не назвали. Не знаю, что во мне нашли такого особенного, но факт налицо.
Рашель поцеловала меня и высвободилась из моих объятий.
— Ты просто скромничаешь, папа. Ты весь особенный. Ты самый-самый лучший.
Вскоре дочка, пожелав мне спокойной ночи, ушла. Боюсь, она не поверила моему объяснению. Сам я на её месте точно бы не поверил...
На следующей день, ровно в полдесятого утра по бортовому времени, наша группа собралась в кают-компании, готовая к посадке в десантный челнок. Все мы были в одежде, изготовленной на Новороссии; никаких предметов, могущих выдать наше инопланетное происхождение, у нас не было. Командование учло все мелочи, вплоть до нижнего белья, носков, наручных часов, серёжек в ушах девушек и косметики, которой они пользовались в течение всего полёта.
