бы не он, ничего со мной не случилось бы. Мы с Алексом давно бы улетели с Шедара.
Мейр прикрыл глаза. Его ресницы дрожали. После пережитого нападения мужчина осунулся, под кожей выступили вены.
– Почему бабочки атаковали? – спросила я. – И почему мы их не убили?
– Это редкое явление. – Мейр тяжело сглотнул. – Маддок должен осушать ядовитые ягоды, чтобы на них не наткнулись дети или женщины. Однако со временем система начала сбоить. Синтетики начали путать ягоды с другими растениями и существами.
Я нервно хихикнула. На Шедаре даже комары были неправильными. Эти генномодифицированные кровососущие бабочки могли истребить целую деревню. Но почему они не напали на меня?
Возможно, ответ крылся в защитном костюме землян. Я меньше всего походила на существ с Шедара. Другие материалы в одежде, другая генетика – бабочки не видели во мне ничего даже отдаленно напоминающего инеа.
– Мы перепрошили большую часть бабочек. Но иногда система сбоит, и всплывает старый код. Маддоки сбиваются в огромные стаи и путешествуют вместе. Программа сшивает их в единый организм. Если навредить одному, нападут все. Поэтому я спокойно убил маддока в нашу первую встречу, но не тронул их сейчас, – закончил объяснения Мейр. – Тебя не укусили?
– Нет. – Я осмотрела открытые участки кожи. На руке нашлось несколько алых точек, из которых сочилась кровь. – Ой! Кажется, это ранки от бабочек. Или просто зацепилась за ветки?
– Маддок не причиняет боли. Лишь обескровливает.
Мейр привстал и заботливо осмотрел мои ранки. Он вынудил меня встать и ополоснуть поврежденную кожу в воде. Хоботки бабочек были покрыты специальной слизью, которая не давала ранке закрываться. От мысли о том, что эти твари могут эволюционировать, меня передернуло.
Сегодня Мейр был слишком слаб, чтобы поймать нам ужин. Пищей занималась я. Конечно, журналистов не учили рыбачить или охотиться на зверей с копьем. К тому же, Мейр опасался, что в лесу я могу наткнуться на еще один сюрприз от их цивилизации. Поэтому мы перекусывали ягодами, которые я собрала на опушке, и сорванной съедобной травой. Ее листья были слегка кислыми и приятными. В сочетании со сладкой красной ягодкой – очень даже неплохо.
– Не овсянка Дженкинса, но тоже неплохо, – пошутила я.
Мейр с трудом двигался. Его глаза слипались, но он не позволял себе уснуть. Несмотря ни на что, Мейр собирался охранять мой сон всю ночь. На мои вялые попытки его развеселить мужчина не обращал внимания.
– А ты не хочешь на Землю? – неожиданно для самой себя спросила я. – Там нет синтетиков, но ты мог бы вместе с другими учеными разрабатывать их. Не таких, как маддок, конечно.
Он неопределенно хмыкнул и закинул в рот еще пригоршню ягод. Мейру нужно было восстановиться, а лучше принять лекарство. Ему многое пришлось пережить. И удары от падения, и скудную пищу, и нападение бабочек – все это слишком для одного человека. Шедарца.
– Земля, – фыркнул Мейр. – Ты даже не сказала, счастлива ли там.
– Не знаю. Иногда да, а иногда – нет. – Я вспомнила Сан Саныча и улыбнулась. Редактор будет в ярости, когда узнает, что его сотрудницу и весь материал для передовиц оставили на Шедаре. – Иногда мне кажется, что я никогда не смогу исправить свое прошлое. Все знают меня, как обычную журналистку из колонки со сплетнями, которая завела интрижку с звездой.
Мейр нахмурился. Не уверена, что в их культуре вообще существовало такое понятие, как интрижка.
Глава 46
– Мне больше нравится Кира-летописец, – слабо улыбнулся Мейр, – которая прибыла на другую планету, чтобы потом рассказать своим людям историю.
Из его уст это звучало иначе. Храбро и благородно. Алекс, да и все остальные, говорили о журналистах иначе – как о хитрых крысах, вредителях, от которых невозможно избавиться. Я и сама себя такой считала. Проныра, бегающая от охранников космопорта.
Но была ли я Кирой-сплетницей, Кирой-бывшей или сумасшедшей экоактивисткой Кирой? Да. Просто на этих ролях моя жизнь не заканчивалась.
– Мама будет в ярости, – призналась я. – Она только приехала в город, чтобы снова убеждать меня сходить на свидание. Вот это я понимаю, сильная и независимая! Я сбежала на другую планету, лишь бы не выходить замуж.
Мейр расхохотался. Как-то незаметно он пересел ближе ко мне. Я позволила ему положить голову мне на колени и теперь задумчиво перебирала длинные темные волосы.
– Шедарцам будет тяжело убедить тебя в предназначении, – сказал Мейр. – И правильно. Не верь им. Ты не должна кого-то любить, если не хочешь.
– Даже ради возрождения целой расы?
– Пусть все идет, как идет, – хрипло ответил Мейр. – Когда-то мы были великими, мы были лучшими. Те времена прошли. Теперь мы боремся за выживание. И это не плохо, Кира. Мы меняемся. Это – эволюция.
Я хотела заметить, что в случае Шедара все больше похоже на деградацию, но прикусила язык. Это мир Мейра. Ему лучше знать, куда он катится. Мой разбился в дребезги в тот момент, когда проекция Алекса отказалась от меня.
Но оптимизм шедарца мне нравился. Он видел развитие даже там, где все остальные твердили об упадке. Может, Мейр верил, что в будущем их ждет еще один золотой век?
Он уснул у меня на руках, убаюканный теплом и треском веток в костре. Я рассказывала ему про свою жизнь за сотни световых лет отсюда. Про ворчание мамы, про угрозы Сан Саныча, про смешные носки и вечно барахлящую гравилампу в офисе. Я вспоминала новую корреспондентку с осиной талией и пухлыми губами, а также сына маминой подруги, который до смерти меня достал, хоть мы ни разу и не виделись.
Я рассказывала о своей жизни, хотя знала, что она осталась в прошлом. Дверь закрылась, как
