Ироническая улыбка коснулась ее души вместе с запахом алоэ. Что бы ни заключалось в этой мысли — стихотворение, эссе или диалог, — она ушла вместе с меркнущим светом.
Ваннис услышала за собой тихие мерные шаги. Хрустнула ветка.
Сжав в ладони свой бластер, она повернулась, прицелилась...
И опустила руку, увидев в сумраке силуэт высокой черноволосой женщины. Вийя нашумела ровно столько, чтобы дать Ваннис знать о своем присутствии.
Но как она нашла меня?
Ах да. Она же телепатка.
Вийя не спеша преодолела последние пару метров. Одетая в космонавтский китель и голубовато-стальные, под цвет сумерек, брюки, она посмотрела на маленький бластер Ваннис и спросила:
— Вам когда-нибудь приходилось им пользоваться?
— Только однажды. — И Ваннис с вызовом добавила про себя: прочти мои мысли и узнай сама, где, когда и почему.
Но невозмутимый профиль рядом с ней не изменился: Вийя смотрела на деревья у далекого горизонта.
Они прошли немного в молчании — Вийя приноравливала шаг к походке Ваннис.
— У меня к вам вопрос, — сказала наконец она.
— По поводу сегодняшнего обеда?
Вийя сделала небрежный жест, пробудивший в Ваннис воспоминания.
— Я буду сидеть молча и подражать остальным. Другого от должарского варвара и ожидать нельзя.
Ваннис хотела дипломатически возразить, но промолчала. Вийя улыбнулась и спросила неожиданно;
— Вы помните Анариса?
Ваннис, опешив, заколебалась и вспомнила: жест, сделанный Вийей, был характерен и для Анариса.
— Помню, — ответила она.
— Каким он был, когда жил здесь?
Этот вопрос удивил Ваннис не меньше первого, и она подумала: почему бы тебе просто не взять это из моей памяти?
Но Вийя продолжала молча шагать рядом с ней, и Ваннис спросила вслух:
— Разве вы не можете просто взять это из моей памяти?
Вийя подняла взгляд к слабо мерцающим вечерним звездам.
— Возможно, могла бы, будь келли живы — и если бы все мы действовали синхронно. Но я не компьютер, который считывает данные с чипа, хочет чип того или нет. Представьте, что вы заперты в огромной комнате, где совершенно нет света. Вы ничего не видите, и уши у вас закупорены, поэтому других людей вы можете найти только ощупью. Так и я теперь — тоже не вижу и двигаюсь ощупью, разве что слышу иногда крики и шепоты, которые показывают мне, где искать — если, конечно, это не проклятия в мой адрес.
Ваннис вдумалась и кивнула, выделив в этих словах сразу несколько подтекстов.
— Все, что я хочу, — это узнать ваши впечатления, — продолжала Вийя. — В конце боя Анарис заявил мне, что нас с ним связывает какое-то незаконченное дело. Чтобы понять, я пытаюсь разобраться, как он формировался во время своего пребывания здесь — должарская сторона его характера мне известна.
— А с Брендоном вы это не обсуждали?
— Обсуждала, но он помнит только их детскую вражду. У них не было ни общих уроков, ни общих друзей, поэтому его мнение ограничено. Когда Брендон покинул Артелион, они встречались очень редко, а после исключения Брендона из Академии не встречались совсем — Анарис тогда решил удалиться от света и продолжал свои занятия в уединении.
— Да, это верно. — Ваннис пошарила в памяти. Анарис помнился ей живо, и она заговорила, не взвешивая слов: — Высокий, красивый, но зловещий, склонный к сарказму. При дворе он появлялся почти всегда вместе с Геласааром. Семион был этим крайне недоволен, — со смехом добавила она.
Уголки рта Вийи приподнялись в язвительной улыбке.
— Одно время он был в моде, — продолжала Ваннис, вспоминая, казалось бы, давно забытое. — Особенно среди молодежи. Все наперебой старались привлечь его внимание. — Она копнула поглубже в поисках впечатлений, которые тогда проходили где-то на периферии ее зрения. — Ему это, кажется, нравилось — во всяком случае, он им не препятствовал. Да, определенно нравилось — какое-то время. Даже нрав его как будто смягчился, что замечалось многими. А потом он внезапно прекратил бывать в свете.
— Он назвал причину?
— Нет, насколько я слышала, но я никогда не вела с ним серьезных бесед. Мои интересы лежали в другой области. — Ваннис задумалась, вслушиваясь в призрачные шепоты памяти. — Думаю, он просто открыл, что стал предметом моды. Что его слова, манеры и поступки обсуждаются — чего никогда не произошло бы, будь он одним из Дулу.
— Что с ним обращаются, как с видеоактером, танцором или дрессированным зверем? — Тон Вийи был так ровен, что Ваннис не сразу разглядела скрытый смысл. — Оценивают степень и качество его ассимиляции, развлекаясь в то же время неистребимыми чертами его варварского наследия?
— Возможно. Но что это за незаконченное дело?
Вийя рассмеялась коротко, как будто выдохнула.
— В жизни всегда остаются какие-то незаконченные дела, пока смерть не закончит их за нас.
— Да, наверное. — Ваннис прикусила губу. — Вы думаете, он соберет остатки отцовской армии и снова нападет на нас?
— Не знаю.
— Я скорее предположила бы, что он вернется на свою ужасную планету и проведет остаток жизни, рыча на своих дрожащих слуг и замышляя новую месть, — совсем как злодей из третьесортного сериала.
— Анарис смотрит на себя не столько как на злодея, сколько как на жертву. Впрочем, — добавила Вийя мрачно, — это вполне может измениться.
— То есть?
— Он всю жизнь пробыл пленником — до недавнего времени. В годы формирования его прямым наставником был абсолютный монарх, затем он стал наследником другого абсолютного правителя, живущим под постоянной угрозой смерти. Что бы он ни предпринял, он не станет просто сидеть и сетовать на судьбу — ведь теперь его судьба перешла в его собственные руки.
В первый раз с тех пор, как она узнала, что битва закончена и Брендон жив, Ваннис ощутила холодок опасности.
— Но ведь Брендону это известно?
— Конечно, известно. И он уже начал энергичную кампанию, чтобы ограничить Анарису свободу действий.
Густые заросли как-то незаметно сменились аккуратными рядами кустарника с редко стоящими высокими деревьями. Женщины повернули назад к дворцу. Сквозь качающиеся ветки пробивался слабый свет, и впереди виднелась сложная, из нескольких фигур, скульптура, плохо различимая в темноте.
Ваннис заговорила о другом, а когда они дошли до вечно борющегося Лаокоона, сказала:
— Теперь вы здесь и расспрашиваете меня. Можно считать, что круг замкнулся?
Вийя наклонилась, чтобы прочесть надпись на гранитной доске, прикрепленной к пьедесталу.