– Спокойно, ашванты. Спокойно! – громовым голосом произнес Маджид. В тот миг он был похож на некое зороастрийское божество. Неумолимое и безмятежное.
– Внимание всем пилотам и операторам движения! – Судя по тону Бондаровича, он решился на что-то важное. – Мы должны сорвать корветам ягну прицеливание. При этом мы ни в коем случае, повторяю, ни в коем случае не должны подставить под их позитронные лазеры незащищенные борта корабля. Я недостаточно хорошо знаком с динамическими характеристиками линкора «Кавад». Поэтому приказывать не считаю возможным. Могу лишь изложить свое видение маневра. Линкор приводится в скольжение одновременно влево и вниз. При этом корма корабля должна равномерно выноситься также влево и вниз пропорционально смещению линкора.
Настал час того самого клона с желтушным лицом, которого я поначалу ошибочно принял за капитана – Фраваруза Севашти.
До этого совершенно незаметный и тихий, он вдруг оказался в центре событий.
С нечеловеческой скоростью он выхватил из кармана карандаш и блокнот – обычный бумажный блокнот – набросал схему маневра, расчертил ее векторами тяги и столбцами цифр, после чего сразу же отдал необходимые указания непосредственно пилотам и операторам движения.
Я размышлял о том, что вот наш, русский навигатор – тот сразу бросился бы к планшету, в кнопки тыкать. И, бьюсь об заклад, провозился бы втрое дольше. Все же в клонском крохоборстве и минимализме что-то такое есть. Особенно в критических условиях…
– Пятый луч! – истерически выкрикнул офицер-щитовик. – Инженеры докладывают, что началось оплавление головок эмиттеров! Мой прогноз – семь секунд, – севшим голосом довершил он.
В ту минуту я не видел, не мог видеть многого.
Обливаясь потом, заходясь кашлем (кто хоть раз надевал противопожарный противогаз меня поймет) две клонских аварийных партии стояли насмерть на верхней палубе линкора. Стена огня уверенно теснила их к магистральному стволу, через который питался энергией боевой мостик.
Комендоры в своих тесных подбашенных клетушках щелкали тумблерами, отправляя по корветам снаряд за снарядом.
Инженер-офицеры пожирали глазами датчики эмиттеров, бессильные сделать хоть что-нибудь для спасения.
Сонмища ракет – русских «Зенит» и конкордианских «Рури», – выпущенные фрегатами сопровождения, дожирали последние километры, отделяющие их от целей.
Полтора десятка «Дюрандалей», неуязвимые для легких позитронных пушек и слишком верткие для того, чтобы попасться под удар главного калибра корветов, били ягну практически в упор и сортную сестрорецкую сталь подвесных пушек «Ирис» вело от перегрева.
А линкор «Суворов», наш добрый старый «Суворов», обделенный вниманием корветов ягну и не знающий наших печалей, готовился положить седьмой залп в эсмеральдитовое чрево искореженного, захлебывающегося вакуумом астрофага.
Мы же – выживали. Просто выживали.
Повинуясь скрупулезно, до килоньютона отмеренным импульсам маневровых дюз, линкор грациозно завалился на левый борт и поплыл, покатился вниз, уходя от концентрированного огня корветов ягну.
– Пятого контакта нет! Нет четвертого! – это был восхищенный офицер-щитовик.
Фраваруз Севашти просиял.
– Мы сорвали два позитронных луча! Капитан Бондарович… примите мое искреннее восхищение…
– Еще два контакта исчезли! Нас ведет только один луч!
Заговорил оператор систем слежения:
– Благие вести, ашванты! Два корвета взорвались! Это подтверждается и внешним целеуказанием от русских!
– Чья работа, наша? – спросил Бондарович.
– Похоже, нет… Корветами занимаются и ваши «Дюрандали», и наши фрегаты.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Верите? Мне стало неинтересно. Ну то есть совсем.
Как будто сквозь сон я слышал обрывки фраз и докладов, ликующие возгласы и жизнерадостное сквернословие Черныша, одобрительные басистые рулады нашего дорогого Алексея Романовича. Я слышал, как Бондарович горячо благодарит навигатора Фраваруза Севашти, принимает комплименты от Маджида, вот Маджид снова командир и отдает распоряжения своим властным вкрадчивым баритоном…
Но какое мне до всего этого дело?
Я, Лев Степашин, прислан на «Кавад», чтобы не допустить возможного бунта клонов.
Бунта не было. И, понятное дело, уже не будет. По крайней мере – здесь и сейчас.
Дружба распускает свои нежные лепестки.
Трубят фанфары…
Мой рабочий день око…
– Товарищ капитан! Чай будете?
Я открыл глаза. Передо мной стоял Черныш, лихой и придурковатый, с клонской национальной мензуркой, наполненной ароматной красно-коричневой жидкостью.
– Что? Вольно!
В глазах песок. Виски гудят.
Эх… Раньше я все эти закритические нагрузки на психику переносил как-то легче. Возраст, что ли?
– Ишь… расчаевничался…
От чая я отказался. Пошел бродить по линкору. По-хорошему, нужно было бы спросить на это разрешения у Бондаровича. Но в тот момент я совершенно об этом не думал.
Первых людей я встретил, только пройдя по коридору в нос метров этак сто восемьдесят.
Два клона тащили на носилках третьего. Третий был надежно усыплен анестетиком – мышцы лица расслаблены, с уголка губ свисает липкая нить слюны…
Все трое были перемазаны копотью что твои трубочисты.
– Извините, пожалуйста, – начал я, отчего-то смущаясь. – Как пройти на носовой смотровой мостик?
Те сумбурно объяснили как и побрели своей дорогой.
Незнакомый с расположением корабельных лифтов я заплутал и добрался до мостика лишь через добрую четверть часа.
На мостике не было ни души.
Удивляться не приходилось – пока на корабле работает хотя бы четверть автоматики и систем наблюдения, ни в бою, ни на переходе толку от этих мостиков никакого. По штату они используются только в ходе взлетно-посадочных операций, да и то ради перестраховки.
Возле витрины – как называли панорамный иллюминатор – стояло несколько стульев. Я вальяжно уселся на один из них, как зритель в театре.
За бронестеклом бессмысленно светили звезды.
Ни солнца, ни захудалой какой-нибудь луны, ни одного вымпела.
Вдруг где-то у меня под ногами заныли артиллерийские элеваторы, застучали по тракту подачи многотонные катки снарядов, по-драконьи зашипев, громыхнул досылатель.
Затем на низкой ноте запел главный поворотный механизм. Ему где-то в отдалении вторили писклявые сервоприводы компенсирующих гироскопов.
Звезды за бронестеклом шустро рванули вправо.
Неожиданно близкий, пугающе огромный Арас напрыгнул прямо на витрину. Я инстинктивно подался назад.
Внизу, различимая невооруженным взглядом, чернела кротовина астрофага размером с юбилейное коллекционное терро. Надо полагать, принадлежала она не нашему старому знакомцу – над тем при мизерном притяжении Араса еще не успели бы осесть частицы пыли.
