Зоров скользнул в угол, где аккуратной горкой были сложены его нижняя одежда, “камуфло”, оружие и прочая амуниция. Вначале ему долго не хотели это все отдавать и даже пытались покрикивать на него (он понял, что здесь царит своеобразный матриархат), но он демонстративно обрубил ребром ладони несколько веток толщиной в руку, после чего все требуемое было немедленно доставлено, а девы-дивы стали поглядывать на него с некой опаской.
Оделся Зоров быстро, но тщательно. Выйдя из комнаты, несколько раз подпрыгнул, проверяя, не звякнет ли чего. Все было в норме.
Вчера вечером, перед тем как лечь спать (ничего себе “лечь спать”, подумал Зоров; ежели это сон, тогда он китайский император), Зоров добился аудиенции у Жрицы Любви местной общины. Та сообщила, где находятся Рангар и Лада, и рассказала, как они, собственно, попали сюда.
Рангар пребывал в одной из соседних общин неподалеку (именно к нему собирался в первую очередь Зоров, не без оснований полагая, что слова “на выручку” в данной ситуации вполне уместны). Услышав название общины – “Любовь всегда и везде”, – Зоров только вздохнул, поскольку оно звучало гораздо круче, чем безобидно-ласковый “Нежный ветер любви” (такое имя носила община, куда попал он сам). Лада очутилась в общине с романтическим названием “Алые паруса любви”; эта община располагалась где-то на окраине столицы, и жрица смогла указать Зорову лишь примерное направление. Весьма интересным выглядел способ, с помощью которого Зоров, Рангар и Лада попали в Голубой мир. Способ этот сразу заставил Зорова подумать то ли о магии, то ли о высокой технологии. Оказывается, некие то ли боги, то ли сверхсущества (их здесь называли Внешними), создав Голубой мир и населив его, окружили сие творение Незримой Стеной для защиты своих чад от непрошеных гостей. При этом Стена не то чтобы не пропускала иномирян, а каким-то загадочным образом переносила их в бесчувственном состоянии на одну из трех самых больших площадей столицы. Затем собирался конклав Жриц Любви и устраивалось нечто среднее между смотром и судом. Некоторых иномирян решали не задерживать и переправляли дальше (“Куда – дальше?” – перебил ее в этом месте Зоров, но жрица пожала плечами и ответила, что сие ведомо только Верховной Жрице), других же после тщательного осмотра и оценки внешних данных оставляли, передавая той или иной общине. Зоров представил себе этот “осмотр и оценку внешних данных” и невольно покраснел.
Кое-что любопытное почерпнул Зоров из рассказа жрицы о географии и социальном устройстве Голубого мира. Период его предыстории был покрыт мраком, и что и как там происходило, и происходило ли вообще, не знал никто, поэтому считалось, что внешние сотворили его почти в таком виде, каким он является в данный момент, а до сотворения мира царил Предначальный Хаос. Однако созданное Внешними общество разумных индивидуумов не могло пребывать в застывшем состоянии и начало развиваться. (“Почему?” – снова перебил жрицу Зоров в этом месте ее рассказа, но она только, взглянула удивленно и ответила вопросом: “А разве может быть иначе?”).
Уже много позже, размышляя над пройденной в Преддверии последовательности правоспиральных миров, Зоров придумал, как ему казалось, неплохую и достаточно логичную концепцию эволюции живой природы как в низших, таки в высших ее проявлениях (разум + социум = цивилизация), где основным движителем этой самой эволюции есть не БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАНИЕ, как это было на матушке-Земле и в сотнях других миров, а ПОИСК ВСЕ БОЛЕЕ СИЛЬНЫХ И УТОНЧЕННЫХ НАСЛАЖДЕНИЙ; Алзор вначале разбил эту концепцию в пух и прах, но потом признал, что “в этом что-то есть”.
Самое главное, что позволило Голубому миру эволюционировать так, а не иначе, было следующее: никогда никто и ничто не угрожало его обитателям, всем вместе и каждому в отдельности. Ровный мягкий климат, отсутствие природных катаклизмов, фантастическое обилие всевозможных плодов, овощей и злаков (а жители Голубого мира были исключительно вегетарианцами), отсутствие опасных хищников и болезнетворных микроорганизмов – все это и многое другое породило весьма удивительное, с точки зрения землянина, общество, в котором так и не возникли идеи соперничества, борьбы и насилия. Это просто оказалось не нужно жителям Голубого мира, и хотя определенные мысленные конструкции, таящие в себе зерна, разрушения, появились-таки в головах наиболее талантливых его представителей, но лишь как социальные абстракции, чем-то сродни абстракциям математическим и физическим; в отличие от последних, правда, они несли в себе для местных жителей сильнейший негативный заряд на уровне инстинктивного отвращения и, как следствие, абсолютное отрицание. Поэтому для Зорова выглядел вполне закономерным возникший в этом мире культ любви и прочих утонченных наслаждений. Достаточно важным посчитал он и тот факт, что среди многочисленных общин и общинок Голубого мира существовала достаточно мощная община Инженеров и Изобретателей, члены которой находили высшее удовольствие в научной, изобретательской и инженерной деятельности. Но вот – и это было очень характерно для Голубого мира – основной творческий потенциал этих людей оказался направлен на совершенствование технологии наслаждений. И здесь таился самый главный и самый страшный подводный камень для местной цивилизации. Интуитивно Зоров почувствовал это еще во время рассказа жрицы, но лишь удручающая, безысходная данность-реальность Фиолетового мира, в тот момент еще неизмеримо далекого, расставила все точки над “i”.
Некоторые сведения о географии Голубого мира (слово “география” здесь не вполне подходит, но смысл ясен) уже не удивили Зорова. Проблема перенаселения не стояла да и стоять не могла перед обитателями Голубого мира (а иначе все теряло смысл). Во-первых, жизненного пространства было немерено, а во-вторых, рождаемость почему-то контролировалась. (Вообще контроль рождаемости был, пожалуй, единственным темным пятном в достаточно прозрачной цивилизации Голубого мира; в эту мрачную тайну Зоров проник случайно и гораздо позже.) Столица была не единственным городом, но сам термин “столица” носил здесь совсем иной смысл, чем вкладывали в него представители, скажем, земной или коармовской цивилизаций; он означал скорее “большой город”, чем собственно столицу с определенными властными институтами. Единственное, что хоть в какой-то мере могло оправдать это название, так это то, что здесь располагалась резиденция Верховной Жрицы Любви. Но, как ни старался Зоров, как ни хитро ставил он свои вопросы, выяснить что-либо особенное о Верховной Жрице и ее властных полномочиях ему так и не удалось.
