Громадный содескийский лайнер с его плавными обводами и всевозможными удобствами прямо-таки очаровал Брима. Настоящее чудо техники от носа до кормы, «Ра'дио Крузнецки Кондрашин» был не только быстрым и экономичным — он блистал роскошью, наводившей на Брима оторопь. Если судить о «Красны-Пейче» по этому новому кораблю, визит Брима на Содеску обещал оказаться весьма интересным.
Не успел Брим войти в великолепный посадочный салон, как обнаружил, что будет лететь в первом классе. Опасаясь, что его заставят оплатить разницу и он окажется несостоятельным, Брим навел справки, и судовой казначей сообщил ему, что изменить ничего нельзя. Очевидно, разница между первоначальным туристским и первым классом была оплачена в Громкове по распоряжению имперских властей.
Оказавшись в качестве гостя на мостике большого звездолета, Брим расслабился в глубоком запасном кресле и стал наблюдать, как экипаж готовится к посадке на снежную Содеску. Закругленная линия большой планеты давно уже превратилась на передних гиперэкранах в прямой, хотя и облачный, горизонт, и пилот, Иванович Капустан Бок, производил окончательную наводку на громковский космопорт имени Томошенко. Бок вел корабль легко и без усилий, поглядывая то на приборную панель, то в гиперэкраны — над спинкой кресла виднелась только его мохнатая голова в синевато-серой акроханской капитанской шапке. «Мы, классные пилоты, должны держаться вместе, — сказал медведь при первом же визите Брима на мостик, улыбаясь и пожимая гостю руку, — ведь нас не так-то много».
После этого Брим почти все время проводил с медвежьим экипажем, убеждаясь, что имеет дело с одними из лучших звездоплавателей во Вселенной. К сожалению, медведи уступали остротой зрения другим космическим расам и потому вкладывали свой огромный интеллектуальный потенциал в то, чтобы строить корабли для других.
Громковская диспетчерская сообщила о низком инфракрасном излучении с плотными облаками. Впереди была сплошная серая пелена — «Кондрашин» с отметки пятнадцать тысяч иралов шел в облаках, снижаясь по безукоризненно вычисленной дуге. Чувствовались легкие толчки, но Бок явно был знатоком своего дела. Он вел корабль весом в сорок пять тысяч мильстоунов, как легкий тренировочный катер.
Как только Громкова дала разрешение на посадку, Бок направил корабль вниз и поймал луч наведения с легкостью тарротского водителя, ведущего машину по кабелю. На серединной отметке они увидели рубиновый посадочный огонь — высота при этом была минимальной, но при устойчивом положении корабля и работающих генераторах им и не нужно было менять высоту вплоть до последнего светового сигнала. Никакой тряски или форсирования двигателей — бримовский стиль пилотажа. Последующая посадка была столь же безупречной. Бок пролетел через падающий снег с чувством техники, отличающим истинного профессионала. Он поставил «Кондрашина» на гравитационные ноги легко, как перышко, — даже у самых лучших пилотов такое случается не чаще одного раза из двадцати.
Когда они причалили в одном из обширных гравибассейнов Томошенко, Брим поблагодарил пилота и его помощника за превосходный рейс — но они составляли рапорт и им было не до разговоров. Он направился в каюту, чтобы собрать те немногие пожитки, которые не сдал в багаж, и пройти к главному люку на встречу Урсису и Бородову, но его опередили.
Одетые в еще более тяжелые пальто, чем тогда в Аталанте, и нагруженные большими коробками, медведи встретили его у двери в каюту. Их одежда заставила Брима задуматься, не замерзнет ли он насмерть в своем подогреваемом плаще на этом лютом морозе. Как-никак, у медведей под пальто еще и своя шуба есть.
— А-а, Вилф Анзор! — вскричал Бородов, расплывшись в улыбке от уха до уха. — Давно пора посетить ФСШ. Сколько уж лет я жду, когда ты соберешься! — С этими словами он сложил свою ношу на ближайший диван и обнял Брима так, что тот стал опасаться за свою жизнь.
Другой медведь засмеялся и потряс руку Брима на имперский манер.
— Анастас Алексий не единственный, кто с нетерпением ждал твоего визита. У нас найдется что показать тебе.
— И Священную Громкову, и наш новый гипердвигатель, — подтвердил Бородов, отпуская Брима, чтобы дать ему вдохнуть воздуха. — И то и другое великолепно, — добавил он, — но Громкова одна во Вселенной.
— И в ней достаточно холодно в это время года, чтобы превратить тебя в безволосую ледышку, — заявил Урсис, щупая поношенный плащ Брима. Он почесал затылок, проверяя обогрев. — Это все, что ты привез с собой?
— Это все, что у меня вообще есть.
— Что ж, вещь хорошая, — молвил Урсис профессорским тоном, — но в ФСШ жить — то же, что и содескийцы, носить, как учит старая пословица. Верно я говорю, доктор Бородов?
— Верно. Для такого случая мы это все и захватили, — кивнул он на диван. — Нам предстоит долгая экскурсия по морозу, и будет лучше, если ты оденешься потеплее.
Брим, нахмурившись, занялся коробками, где нашел пальто грифельного цвета с серыми пуговицами и высокие, мягкие, как у Урсиса, сапоги, шапку-папаху, как у Бородова, теплые перчатки и длинный ярко-бордовый шарф.
— Как, Вселенной ради, я смогу за все это расплатиться? — осведомился он. — А заодно и за проезд в первом классе?
— Тебе ни за что платить не надо, — сказал Бородов небрежно, как будто это само собой разумелось.
— Но ведь кто-то должен был за это заплатить. Я проходил в школе законы термодинамики, а кроме того, знаю, что во Вселенной ничего даром не дают.
— Верно, — согласился Урсис. — Но законы термодинамики не запрещают друзьям дарить друг другу подарки.
— Но…
— Никаких «но», — рассердился вдруг Урсис. — Мы, кажется, уже обсуждали это в Аталанте. Твоя треклятая гордость, Вилф Брим, когда-нибудь еще выведет меня из терпения.
Брим повернулся к Бородову, но старый медведь согласно кивнул:
— Дарить можно и без любви, Вилф Анзор, но нельзя любить, не делая подарков. У нас с Николаем Януарьевичем просто выбора не было, — улыбнулся он.
Брим, вздохнув, крепко пожал их шестипалые лапы.
— Я, может, и безнадежен, друзья мои, но от всей души вам благодарен. Вы снарядили меня на славу.
— Кроме того, — сказал Урсис с обычной добродушной ухмылкой, — тебе будет еще и тепло, и твой безволосый организм оценит это выше всякой дружбы.
* * *
Громкова — Священная Громкова — существовала в том или ином виде с самых истоков содескийской истории. Город, как дерево, наращивал концентрические круги вокруг древнего стержня — Зимнего Дворца, где теперь жил Николае Август, нынешний князь ФСШ и самый значительный вельможа в империи Грейффина IV. Рост этот, конечно, происходил не столь гладко. Пожары, войны и революции оставляли свои следы, так что каждый круг города представлял собой смесь старинного, современного и промежуточного. Чудо заключалось в том, что все это соединялось в эстетическое целое.
