«Вот что я делаю с тобой, маленький Боб. Я причиняю тебе боль, чтобы ты стал замечательным солдатом. Чтобы развить твой ум. Чтобы ты удвоил, утроил свои усилия. Я буду постоянно выбивать у тебя землю из-под ног, ты не сможешь предвидеть, что случится в следующую минуту, а потому всегда будешь готов к любому повороту событий, будешь готов импровизировать, победить, несмотря ни на что. И еще ты будешь очень несчастен. Вот зачем тебя мне отдали, Боб. Чтобы ты стал таким, как я. Чтобы ты еще в детстве превратился в старика.
А я… Я, наверное, стану таким, как Графф? Толстым, вечно недовольным, бесчувственным? Буду манипулировать судьбами мальчишек, чтобы наша фабрика выпускала совершенных генералов и адмиралов, готовых возглавить защищающий нашу родину флот… Все радости кукольного мастера. Пока не появляется солдат, который сильнее других, который может больше. Но этого нельзя допускать. Он ведь портит симметрию. Нужно поставить его в строй, сломать его, изолировать, бить до тех пор, пока он не станет таким, как все.
Увы, малыш Боб, что сделано, то сделано. Но я буду следить за тобой с бульшим сочувствием, чем ты думаешь, и, когда придет время, ты узнаешь, что на самом деле я твой друг и ты стал ровно таким солдатом, каким и мечтал стать».
В тот день Эндер не пошел в школу. Он лежал на койке и записывал свои впечатления о каждом солдате армии Драконов: что в них хорошо, что плохо, над чем еще надо поработать. Сегодня вечером на занятиях он поговорит с Алаем, и вдвоем они придумают, как научить этих ребят тому, что они должны знать. Хорошо, что не придется решать эту задачу в одиночку.
Но когда вечером Эндер пришел в боевую комнату, специально закончив ужин пораньше, там его уже ждал майор Андерсон.
— В правилах произошло еще одно изменение, Эндер. Начиная с сегодняшнего дня разрешается тренироваться только вместе с солдатами своей армии — не важно, официальная это тренировка или свободное время. Мы составили расписание дополнительных занятий. Сегодня комната за вами, но в следующий раз ваша очередь наступит через четыре дня.
— Никто, кроме меня, не проводит дополнительных занятий.
— Теперь станут, Эндер. У тебя появилась своя армия, и другие командиры не хотят, чтобы ты управлял их солдатами. Их можно понять. Отныне они сами будут тренировать своих людей.
— Для большинства я всегда был человеком из другой армии. Это никого не смущало.
— Тогда ты не был командиром.
— Но, майор Андерсон, сэр, вы дали мне совершенно «зеленую» армию…
— У тебя достаточно ветеранов.
— Они ни на что не годны.
— В эту школу, Эндер, попадают только очень умные ребята. Придумай, найди выход из положения.
— Но мне нужны Алай и Шен…
— По-моему, Эндер, тебе пора становиться взрослым и решать свои проблемы самому. Тебе не нужны друзья, чтобы завязывать шнурки на ботинках. Теперь ты командир. И будь добр, веди себя соответственно.
Эндер прошел мимо майора Андерсона к воротам боевой комнаты. Потом остановился, обернулся и спросил:
— Если уж вы и дополнительные занятия вогнали в расписание, я смогу пользоваться на них крюком?
Ему померещилось — или Андерсон почти улыбнулся? Нет. Быть этого не может.
— Посмотрим, — ответил майор.
Эндер повернулся к нему спиной и вошел в боевую комнату. Скоро пришли ученики — солдаты его армии. Больше никого не было. То ли Андерсон перехватывал остальных еще в коридоре, то ли по школе уже прошел слух, что с дополнительными вечерними занятиями под руководством Эндера покончено.
Тренировка прошла хорошо, и ребята многому научились, но под конец Эндер чувствовал себя усталым и одиноким. До отбоя оставалось еще полчаса. В спальню к своей армии идти было нельзя — Эндер давно понял, что хорошие командиры не появляются там без причины. У солдат должна быть возможность отдохнуть, расслабиться, не опасаясь, что кто-то наблюдает за ними и делает на основании их слов и поведения «далекоидущие выводы».
Поэтому он забрел в игровую комнату. Она тоже пустовала, лишь пара-другая мальчишек пытались перед отбоем улучшить свои личные рекорды в компьютерных играх. Еще несколько делали ставки. Играть не хотелось, но он все же подошел к одной из машин и выбрал простенькую игру, рассчитанную на залетных. Ему было скучно, поэтому, не обращая внимания на правила, Эндер просто водил свою фигурку сказочного медведя по анимированному миру.
— Так ты никогда не выиграешь.
— Ты не явился на занятия, Алай, — улыбнулся Эндер.
— Явился. Но твою армию загнали в отдельную комнату. Похоже, ты стал теперь большой шишкой и не хочешь играть с нами, сосунками.
— Ты на целый локоть выше меня.
— На локоть? Где ты этого набрался? Неужели сам Господь заговорил с тобой? Велел построить лодку, всякое такое? Или у тебя появилась склонность ко всему архаичному?
— Скорее к анархичному. Хочется рвать и метать. Я уже скучаю по тебе, старый шелудивый пес.
— Ты разве не знаешь? Мы теперь враги. Когда я встречу тебя в бою, я тебе уши надеру.
Это был обычный треп, но за ним стояло слишком много правды. И, слушая, как Алай превращает все в шутку, Эндер вдруг осознал, что прямо сейчас теряет своего друга, и ему стало очень больно. Хуже всего было то, что он не мог с уверенностью сказать, чувствует Алай ту же самую боль или нет.
— Можешь попробовать, — сказал Эндер. — Я научил тебя всему, что ты знаешь. Но далеко не всему, что знаю я.
— Я догадывался, что ты что-то придерживаешь, дорогой учитель Эндер.
Пауза. Медведь Эндера попал в беду и забрался на дерево.
— Я ничего не скрывал от тебя, Алай.
— Знаю, — ответил тот. — И я тоже ничего не скрывал.
— Салам, Алай.
— Увы, этому не бывать.
— Чему не бывать?
— Миру. «Салам» значит «мир тебе».
Память Эндера откликнулась на слова Алая своеобразным эхом. Он вдруг вспомнил мягкий голос матери. Тогда Эндер был совсем маленьким. «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч»[3]. Эндер очень ярко представил, как мать протыкает Питера Ужасного окровавленным клинком, и слова эти навсегда запечатлелись в его памяти вместе с этой картинкой.
Медведь молча скончался. Быстрая забавная смерть под смешной мотивчик. Эндер повернулся. Алая уже не было. Эндеру казалось, что сейчас у него как будто отняли часть его самого. Ту часть, где хранилась отвага и уверенность. С Алаем он ощущал — даже с Шеном такого не было — то единство, то родство душ, когда «мы» слетает с языка легче, чем «я».
Но Алай не все взял с собой. Уже забравшись на свою койку, Эндер вдруг почувствовал губы Алая на своей щеке и услышал голос, говорящий: «Мир». Поцелуй, слово, мир остались с ним. «Я есть то, что я помню. В моей памяти Алай остался другом, и никакая сила не вырвет его оттуда. Как и Валентину, мое самое сильное воспоминание из всех».
На следующий день он встретил Алая в коридоре, они весело поздоровались, пожали друг другу руки, разговорились, посмеялись — и в то же самое время они оба очень хорошо знали, что между ними выросла стена. Когда-нибудь, со временем, они сломают эту стену, но пока что единственным способом по-настоящему общаться друг с другом остались корни, длинные корни, переплетенные глубоко под стеной, откуда их не выкорчевать.
Но самым кошмарным был страх, что стена никогда не рухнет, что в сердце своем Алай рад этому расставанию и готов стать Эндеру врагом. Теперь они не могли быть вместе, а только врозь, и то, что казалось твердым и нерушимым, стало хрупким и нереальным. «Теперь мы разделены. Алай стал чужим, у него своя жизнь, никак не связанная с моей. Это означает, что, когда я его встречу, мы не узнаем друг друга».
Эндеру было горько, но он не плакал. Со слезами покончено навсегда. С того дня, когда они превратили Валентину в незнакомого ему человека, воспользовались ею как орудием, чтобы повлиять на него, ничто уже не могло заставить его плакать. Эндер не сомневался в этом.
И со всей силой своей злости он решил, что непременно победит их. Учителей. Врагов.
— Ты серьезно насчет этого расписания?
— Абсолютно.
— Но он получил армию всего три с половиной недели назад.
— Я уже говорил. Мы просчитали на компьютере вероятный исход. И вот что, по мнению машины, Эндер станет делать.
— Мы хотим обучить его, а не сделать из него неврастеника.
— Компьютер знает его лучше, чем мы.
— Компьютеру чуждо милосердие.
— Полковник, если вы ищете милосердия, шли бы в монастырь.
— А это что, как не монастырь?
— Эндеру это только на пользу. Таким образом мы заставляем его задействовать весь свой потенциал.
