— Да… — Сашка вздохнул. — Учит. В том-то и дело, что это она меня учит! — он бросил на Василия безнадежный взгляд. — Нет, бесполезно. Ты не понимаешь.
— Чего я понимаю, что ты свою дозу еще не добрал.
— И тут ты прав, друг, — кивнул Сашка. — Я еще даже в стрим не вошел. Но! Нам нельзя терять бдительности! Ни на секунду…
Он грустно посмотрел на Абордажа, который неслышно подошел и сел рядом, неодобрительно глядя на двух молодых людей.
— Вот видишь, — Сашка указал на кота. — Наверняка он за нами следит. А потом расскажет Княгине. А она что-нибудь еще придумает… такое-эдакое.
— По-моему, он просто обижается, что мы его не позвали, — предположил Василий.
— В самом деле! — обрадовался Сашка. — Мой благородный лев, идите же сюда и разделите нашу скромную трапезу!
В хозяйстве домового нашлось и блюдце, в котором благородный янтарный напиток смотрелся сильно разбавленным чаем. Кот, как ни странно, до «Северного Сияния» снизошел, хотя и смерил Сашку презрительным взглядом. Вскоре, однако, взаимная неловкость была забыта. Не прошло и часа, как Сашка, нежно поглаживая Абордажа, чуть ли не со слезами шептал ему на ухо, как он ему завидует, потому что «Вот тебя твоя хозяйка любит, а меня — нет! Ни разу за ухом не почешет, только все время издевается!»
Абордаж высказался в том смысле, что он предпочитает под подбородком, а не за ухом, но тут Сашка поручиться не мог бы. Зато он был точно уверен, что в какой-то момент Василий сказал:
— Ну в самом деле, ну что ты переживаешь? Раз тебе тут так… некомфортно, ну и уволься ты к едрене-фене! Спишись в первом же порту, и забудь, как страшный сон.
— Меня?! Списать на берег?! — Сашка взревел бы, если бы у него были силы. — Не позволю! — после этого он рухнул обратно на тюки, а то ли Васька, то ли Абордаж налили ему еще, кажется, на сей раз тоже в блюдечко. И дальше уже Сашка не помнил ничего окончательно.
Проснулся он у себя в каюте, но не на койке, а на полу. На его койке дрых Василий, свернувшись калачиком.
— С ума сойти… — простонал Сашка.
У него слегка плыло и мутилось перед глазами, но штурман был из тех счастливчиков, которых почти не затрагивают столь обычные горести похмелья. Он на опыте знал, что вскоре неуверенность пройдет, туман из глаз исчезнет, и он будет свеж, как огурчик. Ну, относительно.
Василий что-то промычал о состоянии своей головы: очевидно, он не был так благословен в этом отношении, как штурман, хотя про домовых сплетничали, что они особенно спиртоустойчивы.
— Это ты меня дотащил? — спросил Сашка.
— Не-а… — придушенно ответил домовой.
— А кто тогда?
В этот момент дверь каюты скрипнула, приоткрываясь. Через комингс перепрыгнул Абордаж с зажатым в зубах ремнем. Почти без удивления Сашка наблюдал, как кот, упираясь задними лапами, втащил через порог полупустой бурдюк с вином. Потом он развернулся и со снисходительной укоризной оглядел обоих собутыльников: ну люди же, чего с них взять.
Глава 15,
о разнице мировоззрений
Однажды Сашка понял, что если ветры их совсем не подведут и если они с Белкой не сделают какой-нибудь совсем грубой ошибки, то через пару суток «Блик» достигнет Ветряных Мельниц. Как раз в тот день Княгиня объявила, что после Мельниц, перед Майреди, они сделают еще крюк и зайдут на Тэту-5 в созвездии Дракона.
Что это за звезда, Сашка толком не знал, но по номеру было понятно: ни хрена ее с Земли не видно. Найдя местечко на карте, штурман немедленно заподозрил: именно ради нее, а вовсе не для экономии энергии кристаллов и достижения рекордов Княгина их потащила через Мельничную стремнину. После Мельницы Стрим разветвлялся, и западный рукав загибался как раз к Тэте. Выйдя из него, им придется пройти на кристаллах или пользуясь малыми ветрами не больше сотни килокабельтовых — и можно приземляться.
Последние два дня, однако, по распоряжению Княгини, они шли не под парусами. Тащились на кристаллах, на половинном ходу. В связи с этим у всех оказалось время отдохнуть.
Свою освободившуюся вахту Катерина истратила на великолепный лимонный торт, кисло-сладкий, с желе и кремовыми башенками. С кондитерским мешком второй штурман управлялась мастерски. «Тут у меня опыта больше, чем со штурвалом,» — прокомментировала она без всякого стеснения. Это Сашку удивило. По его мнению, ничего лучше не было, чем стоять за штурвалом корабля или прокладывать курс. Нольчик, к его удивлению, вела себя так, будто навигация — просто работа вроде любой другой. Мол, надо, курс проложу, надо — кашеварить буду.
Сашка этого не понимал.
Но на камбуз Белобрысов пришел сам, на удивительно приятный запах, и тут же был припряжен к чистке картошки. Естественно, вдвоем у крохотной плиты они не поместились, так что старший штурман просто забрал табурет, ведерко и котелок в кают-компанию.
Очистки падали в ведро, чистая картошка — в котелок, а Катерину Сашка не видел. И в такой вот расстановке, когда не надо смотреть в лицо и скрывать свои истинные эмоции, он решился спросить о том, что его на самом деле интересовало:
— Катя, а вот скажи… ты что дальше собираешься делать? Ну, вот когда придешь к мужу на Майреди?
— Наверное, мы там и осядем, — ответила Катерина жизнерадостно. — Хорошее место, и от занудной Земли далеко.
— А как же эфир?
— А что эфир? Везде эфир, Саша.
— Ну смотри, ты вот только-только штурмана получила — и что? Сразу вот так возьмешь и откажешься от неба?
— При чем тут лицензия? — удивилась Катерина. — Это вообще случайно вышло. Мне пришлось помощником шкипера на грузовом каботажнике ходить, вот и потребовались корочки. А там когда экзамены пришла сдавать в комиссию, очередь на малые суда слишком большая была. Вот я и записалась на дальнюю навигацию — думаю, авось пройду. Учила-то я на совесть. Ну и прошла, не так уж оно и сложно. А вообще я штурманом никогда быть не хотела.
Сашка только головой покачал: история показалась ему совершенно фантастичной. Случайно выучить эфирную навигацию, это надо же! Но уважения к Катерине у него от этого не убавилось: все-таки она была добрая и по-хорошему, без навязчивости веселая.
Ужин удался на славу: собрались все, кроме капитана (Балл взял дежурство себе). Впрочем, Катерина отнесла ей обед на мостик, а люк между кают-компанией и рубкой был открыт. Рубка располагалась прямо над кают-компанией, туда вела деревянная лестница, заодно отгораживающая крохотный уголок алтарной. Если в начале рейса пиетет перед Балл заставлял вахтенных все время люк закрывать, то теперь все чаще его оставляли нараспашку.
