Попойка набирала обороты. Курсант огляделся: ку- да-то пропал Борода. Остальное «мясо» веселилось, а старосты след простыл. Пьянка стремительно катилась в массовую истерику, глаза людей остекленели, жесты стали дергаными и хаотичными. Леке шкурой ощущал разлившееся в воздухе напряжение.
— Притворитесь, что пьяны. — Появившийся рядом 1ус покачивался, косил на оба глаза, размахивал руками, но говорил четко, хоть и очень тихо. — Не стойте столбом. Ну-ка!
Одной рукой он обхватил Артура за талию, другой притянул к себе Лекса и принялся распевать во всю глотку унылую песню диких:
По полю танкеры катились, Омега шла в последний бой, А молодого небохода Несли с пробитой головой.
В сезон дождей заплачет небо, Прольет слезу на патронташ, И три разбитых авиетки Украсят утренний пейзаж.
На Iyca покосились, но песню никто не подхватил: на Полигоне не поют про небоходов. На Полигоне поют про «мясо». 1ус отпустил молодых людей и, нетвердо ступая, поплелся к кружку певцов. Леке старался не вслушиваться в тоскливый вой местных, оплакивающих свою судьбу. По совету Гуса он дергался, хватался за голову, делал вид, что отхлебывает из кружки. Артур пошел дальше: заполз под стол и улегся спать.
Время шло. Леке уже потерял ему счет. Ноги подгибались, мысли в голове перепутались, он жутко устал. Представил, как останется среди «мяса» и через сезон, а то и раньше, тоже начнет жрать кактусовку, лишь бы забыть о прошлом и не бояться будущего, будет тискать баб на виду у всего поселка, зубы почернеют, волосы отрастут и спутаются, он забудет, что такое мыло, тело станет непослушным, мышцы потеряют эластичность... Леке словно увидел себя со стороны — беззубого молодого старика со взглядом вареного ползуна, трясущегося, жалкого... Испугался, вздрогнул и обнаружил, что сидит прямо на земле возле лужицы блевотины и собирается заснуть. Еще немного, и кто-нибудь по нему пройдется.
Вокруг стало тише. Со всех сторон доносился оглушительный храп. Возле догорающего костра дрых 1ус, свернувшись калачиком. Из-под стола торчали ноги Артура. Девочка, которую Леке видел в доме Бороды, воровато озираясь, подбирала объедки. М-да. Хорошо же староста заботится о своих людях.
Курсант не спешил подниматься. Пусть думают, что он тоже спит.
В крепости чтото происходило. Царило неявное, скрытое от чужих глаз оживление. Леке нащупал нож, отщелкнул от браслета — удобная рукоять легла в ладонь. А что это там такое у стены? Недокормленная девочка метнулась к дому. У стены спорили — трое сбились в кучу, ссутулились, обняли друг друга за плечи. Сначала они спорили почти беззвучно, потом — все громче.
— Пацан дело говорил! Валить надо! На эту... как ее... не стра... не сратигическую высоту!
— Здесь сте-ны! Сте-ны! — втолковывал второй. — А там — нет! Голый камень. Некроз. Что жрать будем? Тебя?
— Цыц! Много тебе будет проку от жратвы? Дохло- муто?
— А ты думаешь, Борода отпустит? Не! Мозги свои рыбьи напряги!
— Ты кого рыбой назвал?
Леке глянул на Гуса: спина напряжена, мужик давно проснулся и прислушивается. И Артур проснулся, но пока сидит под столом, не высовывается. И вдруг сзади раздался выстрел. Леке упал вперед, перекатился, краем глаза заметил, как метнулся под стол 1ус.
На миг воцарилась тишина.
А потом все пришли в движение одновременно: повыскакивали из домов мужики, кто одетый, а кто и нагишом, заорали, заметались бабы, началась пальба. Борода крикнул:
— Гра-а-абят! Это все они! Гус и его выкормыши! К оружию!
1ус витиевато выругался. Леке выщелкнул клинок и приготовился к бою. Прятаться под столом бесполезно, надо уходить, пока дикие не продрали глаза. Артур выкатился из-под стола, встал на колено, выхватил «ха- уду» и выстрелил, почти не целясь. Размахивая руками, Борода захрипел и повалился на спину. Леке охнул: ну и дурак Артур, ну идиот наивный! Пьяную толпу не остановишь убийством вожака, они сейчас поймут, кто пришил старосту, и растерзают пришлых.
— Мутафага тебе в жопу и холмовейник навстречу! — заорал Гус. — Уходим, ползуновье отродье!
Леке кинулся к Артуру, который четко, как на учебке, продолжал отстреливать жителей крепости, схватил героя за шиворот и резко дернул. Упали оба, и вовремя: местные сориентировались, в землю ударило сразу три пули.
— К воротам! — прорычал Леке на ухо Артуру.
Прижимая к груди бесполезный пистолет-пулемет,
1ус уже спешил туда — по стеночке, боком, неприметно так.
Леке проследил за ним и решил отвлечь местных. «Что же, — подумал мельком, — значит, будем убивать. Давно пора начать. А то меня убьют». Он прыгнул. Артур за его спиной, как Леке надеялся, отползал к выходу. A Iyc уже должен был открывать ворота.
С земли курсант подобрал обломок стального прута пальца в три толщиной и в руку длиной. Левой он сжимал нож, правой — прут. Улыбнулся толпе. Сколько их тут? Все с огнестрелом, но пьяные, еле на ногах стоят. Они никудышные бойцы, ничего толком не умеют.
Леке врубился в толпу. Правосторонняя стойка — прутом по рожам, по рукам; левосторонняя — режущий удар ножом. Теперь оттолкнуть корчащихся диких, и снова шаг вперед. Так... ноги чуть согнуть, ударить ближайшего врага прутом по голени — на-ка, получи-ка! Противник взвыл, выронил обрез, свалился на землю и принялся кататься, сбивая пошатывающихся односельчан. Леке развернулся и полоснул ножом попавшегося под руку растяпу. Брызнула кровь, в темноте она казалась черной.
— Леке! — крикнули от ворот.
Пора отступать. Леке пнул придурка, размахивающего кулаками. Придурок упал, потянув за собой еще несколько человек. В крепости царил хаос: когото мутузили, кто-то вопил, стреляли в воздух и друг в друга, ктото споткнулся о труп Бороды и повалился сверху.
Курсант зигзагом рванул к распахнутым воротам.
Ударила пулеметная очередь, и на мгновение Леке посчитал себя мертвецом, но, слава кактусовке, по нему не попали. Он пулей вылетел из крепости и понесся прямо, все еще сжимая прут. Слева свистнули, Леке прыгнул к своим и повалился на землю.
— Надо уходить в пещеру, — прошептал Iyc. — Перебьют же. Сейчас погоню организуют, а у них — манисы.
— Так пойдем... — Артур попытался встать, но Леке удержал его:
— Ползком, только ползком. А то с вышек заметят.
Острые камни впивались в колени и локти, но курсант не замечал этого. Заскрипели петли, и он обернулся: ни мутанта не видно, потом опять чтото заскрежетало, и донесся сдавленный рык. Толпа зашевелилась. 1ус завозился, засопел:
— На-ка, у тебя глаза молодые.
На голову Лексу нахлобучили прибор ночного видения.
