не смог стрелять дальше. Я бросил винтовку и бежал, - лишь поэтому я ещё жив. Мои крепкие ноги спасли меня... пока. Я дезертир и убийца. Меня будут судить. Скорей всего, повесят, я не знаю...
- Я могу помочь тебе? - Элари был потрясен простотой этого рассказа.
- Скажешь, что я спас твою жизнь? Может быть.
- Ещё кто-нибудь спасся?
Суру покачал головой.
- Из наших - нет. Они все стояли до конца. Так их учили. Там не было трусов, - кроме меня, разумеется. А другие гарнизоны... отрезаны. Им нечем помочь. Они все умрут, - ещё не умерли, но умрут.
- Постой, а как же они тогда узнают, что ты дезертир, - удивился Элари, - если не от тебя же?
- Любое преступление лучше лжи соплеменнику. Так меня учили. Иначе я не могу.
Элари помолчал.
- У тебя хороший народ, - наконец сказал он. - Не думаю, что они осудят тебя.
Суру промолчал. Элари смотрел в иллюминатор поверх опущенной головы друга. Издалека Си-Круана казалась просто смутным пятном, размазанным по подножиям изъеденных эрозией откосов. Над ней клубился дым или пыль. И люди, и сурами на таком расстоянии стали неясной шевелящейся массой. Больше там уже ничего нельзя было разобрать. Что там происходило? Элари не думал, что когда-либо узнает об этом.
Или захочет узнать.
1.
Друзья задумчиво сидели в каюте. Сильно качало, доносился шум большой волны. Очевидно, они вышли из бухты в открытое море.
Элари попытался прилечь, но пароход качало всё сильнее. "Ариламия" то поднималась вверх, то опускалась. В иллюминаторе, один за другим, возникали высокие пенистые валы. Небо было затянуто серой клубящейся мутью. Море кипело. Волны одна за другой яростно ударяли в толстое стекло и скатывались вниз.
Элари любил смотреть на непогоду. В детстве, когда начиналась гроза, он всегда выбегал на улицу, не боясь промокнуть до костей. Сильный ветер приводил его в восторг. С годами детские причуды забылись, но урагана на море он никогда ещё не видел...
- Ты куда? - спросил Суру, едва Элари открыл дверь каюты.
- Наверх. Посмотреть.
- На ураган? - большие глаза Суру широко открылись от удивления. - Тебя не тошнит?
- От чего? - удивился юноша. - Ну, у меня немного кружится голова от качки, и я не уверен, что смогу есть, но...
- Из тебя выйдет отличный моряк. Только давай пойдем вместе, - я не хочу, чтобы тебя смыло за борт.
Едва они поднялись на палубу, тяжелая волна ударилась в левый борт, и, разбившись, веером опала на корабль, залив их с головы до ног. Корабль перестал оседать, встречной волной его захлестнуло, вода с шипением прошлась по всем закоулкам и надстройкам и чуть не сбила их с ног. Затем корабль начало поднимать. Он долго и медленно полз в гору, - на "Ариламию" шла новая, ещё более страшная волна. Перевалив её гребень, корабль стремительно соскользнул в кипящую бездну и на миг остановился, словно раздумывая или ища выхода. Мелкие, злые волны, словно свора собак, стремительно накинулись на него со всех сторон. Они угрожающе шипели и лезли на борта, а новый огромный вал с седой и лохматой вершиной, поднимаясь над ними, уже готов был подмять их под себя. Но корабль, направляемый опытной рукой капитана, медленно полз вверх, почти отвесно поднимаясь по водяной стене...
Теперь Элари знал, что такое двенадцатибалльный шторм. Резкий порывистый ветер выл в снастях, яростно трепал парусину на спасательных шлюпках, пробирая холодом до костей. Он так давил на уши, что ничего не было слышно, - друзья понимали друг друга лишь по движению губ. Грязные беспокойные тучи вереницей бежали на юг, хлеща ливнем. Среди волн мелькали какие-то крупные животные, - касатки или киты, отсюда нельзя было рассмотреть, - но потом исчезли и они. Осталось лишь бушующее море и воющий ветер. Всё усиливаясь, он разбивал в пыль загривки волн. Море поседело, словно вспухло, и вода стала похожа на снег. Водяная пыль мелкой поземкой неслась им навстречу. "Ариламия" скрипела, стонала, взбираясь на крутые волны, затем скатывалась в кипящие пучины. Элари никогда не думал, что вода может быть такой злой, а пароход с его мощной машиной, - таким беспомощным и жалким. Каждый раз, как корабль ложился на волну, он думал, что наступает конец, что у "Ариламии" не найдется сил выпрямиться. Но проходила минута, другая, - и она со скрипом тяжело поднималась... чтобы вскоре снова завалиться на борт.
2.
Ураган продолжался три дня. Всё это время Элари провел лёжа, чувствуя, как в животе переливаются внутренности. Ничего нельзя было делать, все под его руками и ногами ходило ходуном: палуба, стол, стулья, тарелка... Иногда палуба и потолок пытались поменяться местами, и с полок на голову сыпалось всё, что не было закреплено. Огромный морской корабль подбрасывало на волнах, как щепку. Мощные машины работали вхолостую, - винты, как говорили моряки, "не выгребали". Несколько часов "Ариламия" вовсе не имела хода, и лишь благодаря искусству капитана шторм не пустил её ко дну.
На четвертый день волны улеглись. Утро было чистое, ясное. Элари вышел на палубу, глядя на медленно встающее из-за далекого горизонта солнце и на ещё еле приметный северный берег Нанг-Ламина. Несмотря на теплую одежду, он поёживался от дохнувшего из полярного океана студеного воздуха. После сильной трепки, заданной им посреди моря ураганом, пароход шел быстро, подминая под себя волну. Было приятно ощущать, как содрогается его корпус, и видеть, как стелется за кормой широкий хвост пены. Великая сила и мощь ощущались в его движении. Море лежало спокойно и лишь мелкая зыбь, - отголосок недавнего шторма, - пробегала по его поверхности. Свежий ветер посвистывал в вантах.
Между тем, с севера вновь внезапно наплыли облака и закрыли солнце. К обеду погода испортилась: небо заволокло тяжелыми тучами, вода стала зеленой и на волнах появились барашки. Северный ветер загудел в вантах. "Ариламия" стала черпать бортом воду, но это было не самое худшее, - с северо-востока надвигался густой туман. Он окутал корабль, заливая, точно молоком, весь
