― В наши дни как-то расплодились всяческие мерзавцы, - продолжил Млиско. - Во время войны они прятались в тылу или во всяких штабах, а теперь вылезли наружу. Они очень хорошо знают свои права и постоянно их качают - не дай Единый, вдруг кто-то им что-то недодаст или посягнет на их священные интересы. И они очень хорошо знают все законы, ведь по этим законам они всегда правы!
― Эстин! - предостерегающе поднял руку Даксель.
― Что, Эстин? Незадолго до войны я как-то дал по морде одному такому типу. Нет, он делал все законно, он купил землю и имел полное право снести стоящие там дома, чтобы построить на их месте какой-то там торговый центр. Какое ему было дело до того, что эти семьи жили там десятилетиями?... Он хотел нанять нас, чтобы мы разогнали этих людей, защищавших свои дома, и открыть путь бульдозерам... Первый суд надо мной назначили на тот день, когда я воевал с пришельцами в Тороканских воротах, а в день, на который перенесли заседание, меня как раз взяли в плен...
― У Бэнцик в узле были запасные туфли, - вдруг вспомнил Эргемар. - Люди шли босыми, сбивали ноги в кровь, а она их прятала.
― И таблетки там были, - добавила Эрна Канну. - От головной боли и противовоспалительные. По несколько упаковок. А я над каждой таблеткой тряслась, на четыре части их делила...
― В общем, понятно, о покойнице никто слова доброго не скажет, - хмыкнул Даксель. - И боюсь, вряд ли ты, Стин, ее чему-то научил бы. Такие люди неисправимы. Но то, что ты сделал, это самоуправство. Я не могу сделать вид, что ничего не произошло.
― Я готов за это ответить как за убийство, - упрямо наклонил голову Млиско. - Но не здесь. На Филлине.
― Нет! - жестко возразил Даксель. - Ты должен ответить за это здесь. Я приговариваю тебя к изгнанию - условно. Если ты еще раз схватишься за пистолет или начнешь в одиночку творить здесь суд и расправу, ты должен будешь покинуть нас. Наказание снимется, если ты совершишь здесь что-то очень важное для всех нас, или если мы вернемся домой. Но на Филлине ты будешь обязан найти родственников Бэнцик и попросить у них прощения. Я сказал.
― Я услышал! - Млиско поднялся на ноги и склонил голову. - Повинуюсь и принимаю.
― Я объявлю об этом вечером, когда все будут в сборе, - добавил Даксель. - А заодно скажу, что мы больше не будем терпеть эгоизма, лени, крысятничества, стремления спрятаться за чужую спину. Наказание будет то же - изгнание. А решать будут все, всеобщим судом.
― Хорошо, - кивнул Млиско. - Хотя я не думаю, что до этого дойдет.
― Это еще почему?
― У нас их было двое - самых невыносимых. Вот их и не вынесли. Остальные не подведут.
Первая группа разведчиков, посланная на юг, вернулась с неутешительными вестями. Обрыв тянется на многие километры, и ни одного подходящего места для спуска не видно. Зато "северяне", задержавшись на целых полчаса, принесли хорошую новость. В той стороне, куда они ходили, местность начинает понижаться, а дальше видно что-то вроде седловины или прорезающего плато ущелья, которое, возможно, подойдет для спуска.
Более точно разведчики не успели рассмотреть, потому что торопились обратно, но выбора все равно не было, и Даксель приказал выступать. Идти было нетрудно - ровная твердая земля, поросшая подсохшей травой, сама ложилась под ноги, на ней не было ни ям, ни трещин, ни камней. Через два часа такого пути перед ними предстал невысокий, но острый гребень, а, поднявшись на него, они увидели перед собой обширную котловину, напоминавшую очертаниями слегка искривленный вытянутый овал.
Склон у них под ногами спадал вниз пологими террасами, переходя в плоское дно, поросшее какими-то низкими красноватыми растеньицами. Дальний конец котловины, сужаясь, заканчивался каньоном, из которого вытекала узкая речка, можно сказать, ручей. На дне котловины она разливалась в длинное вытянутое озерцо, упиравшееся со стороны обрыва в барьер из огромных каменных глыб. В одном месте этот барьер разрывался, и вода из озерца, словно перетекая через край, падала куда-то вниз журчащим потоком.
Ночное землетрясение и здесь оставило свой след. С каменного барьера сошло несколько свежих осыпей, а речка, вытекая из каньона, широко разливалась, преодолевая завал.
― А ведь раньше вся эта котловина была озером! - вдруг понял Эргемар. - А потом, наверное, землетрясение разрушило барьер, и вся вода вылилась вниз!
― Не хотел бы я быть там в это время, - поёжился Даксель. - Ну, что стоим? Спускаемся.
Бывшее дно озера, поросшее красноватыми кустиками, похожими на хвощи, было топким и чавкало под ногами. Его пришлось долго обходить кругом по склонам котловины. Зато, подойдя к разрыву в барьере, они увидели, что не зря пустились в этот путь. Вода, вытекая из озерца, образовывала водопад высотой не более десяти метров, скатываясь тонкими струями в водоем-чашу в форме капли. Оттуда стекал вниз по крутому, но вполне проходимому склону ущелья новый ручей, прорезав себе неширокий извилистый желоб.
Спуститься с десятиметровой высоты было не так уж трудно. Час спустя, сохранив целыми и невредимыми все руки и ноги, они собрались у подножья склона. Неугомонная Элльи, к которой в последние дни вернулись ее живость и непосредственность и, увы, легкомыслие, начала подбивать подруг искупаться в озере под водопадом, но Дилер Даксель зарубил эту идею на корню, потребовав набрать воды и сразу же пускаться в путь.
Даксель явно не собирался задерживаться в этом ущелье, и Эргемар его хорошо понимал. Пару раз ему приходилось видеть, как быстро даже мелкие горные речки превращаются во всесокрушающие бурные потоки после хорошего дождя. Сейчас погода была благоприятной, но на солнце то и дело наползали сероватые тучки, и Даксель, конечно, не хотел рисковать.
Крутые стены ущелья, поросшие кустарником, среди которого время от времени возвышались высокие деревья, становились все выше, а далекий лес впереди - все ближе. Нижняя часть ущелья была, буквально, затоплена и завалена обломками, принесенными сюда потоком-селем. Следы давней катастрофы уже занесло землей, на ней выросла густая трава, но им то и дело попадались то торчащие камни, то целые коряги, отбеленные и высушенные солнцем.
Сель когда-то пропахал себе целую долину, уничтожив лес на громадной территории. И сейчас язык давно высохшей грязи тянулся далеко вперед, расталкивая в стороны деревья. Даже ручей не хотел там течь; вытекая из ущелья, он скатывался вниз с одного из боков этого исполинского выносного конуса и, огибая его, терялся в лесу.
Этим же путем пошли и они. Боязнь открытого пространства, опасности с воздуха, довлела над ними до сих пор и не исчезала, хотя за время своего долгого пути им ни разу не доводилось видеть летающие машины пришельцев.
