развить, хотя дальнейшая жизнь его таланты полностью не востребовала в силу того несчастья, что и случилось потом … — тут Ифиса умолкла, жалея, что затронула болезненную тему. В общем-то, человек деликатный и не без душевности, она лишь иногда проявляла чрезмерную критичность, страдая упадками настроения, как оно и бывает свойственно творческим людям.
— Ты сильно похожа на своего отца, — тем самым Ифиса раскрывала второй смысловой ряд своего посыла; «Ты, конечно, очень оригинальна, — в отца, но внешне довольно заурядна, хотя нежна и миниатюрна в свою бабку». О матери моей она и слова не сказала. Как будто матери у меня и не было никогда. Так что её вложения в мою природу ничего и не стоили.
— Как же тогда Нэиль? — спросила я по виду кротко, но насмешливо. — В кого он так хорош собою? И ростом высок, и умом не обделён?
— В кого? — опешила Ифиса. — В своего деда Ниадора.
— Ты же говорила, что дедушка был некрасив, а только умён и богат.
— Да не видела я его молодым! Какой он там был. Может, и красивым. Твой отец очень причудливо взял что-то от матери, что-то от отца. Также и твой брат — что-то от отца, что-то от деда. — О маме опять не было упоминания. Её прямого вклада ни в меня, ни в моего брата не существовало во мнении Ифисы.
— Зато я отлично помню маму. Она была необыкновенной. И необычный цвет моих глаз достался мне в качестве природного дара от моей мамы. Все так говорят. И у Нэиля такие же, как у мамы, синие глаза, — я вовсе не считала нужным подыгрывать Ифисе в её стремлении принизить меня. Упоминание мамы опять, непонятно почему, упёрлось в некую отбрасывающую стену, воздвигнутую Ифисой, в её молчание. Тогда я не знала о том, что её драгоценный Ал-Физ всегда отслеживал мою маму, одну из редких женщин, не ответивших ему взаимностью. А он привык только к победоносному финалу по отношению к тем, кого избирал несытым взором. Бабушка рассказала мне об этом позже.
Была ли Гелия Звёздным ангелом? По мне, так нет
Звёздный Ангел, так звали у нас Гелию. Никто не знал, кто первым стал её так называть. Может, такое второе её имя возникло и само по себе. Ведь рядом с нею невозможно было никому встать рядом без того, чтобы не померкнуть мгновенно в глазах любого внешнего наблюдателя. Даже признанные красотки становились какими-то кособокими или отчётливо несовершенными в том смысле, в каком Гелия, на мой взгляд, являлась самим совершенством. Надо признать, не все так считали. Многие находили её не способной возбуждать чувственность в мужчине именно по причине её чрезмерной даже безупречности и совпадению с тем самым эталоном, которого как бы и нет в воплощённых живых существах, все его смутно представляют, а в руках никто и никогда не держал. Прекрасный ангел может восхищать до подавления не только всякого низменного рефлекса, но и препятствовать проявлению любого человеческого чувства. Так считала Ифиса. Пожалуй, она единственная не меркла рядом с Гелией уже в силу собственной броской внешности, а также чрезвычайно ярких дорогих нарядов. Ифиса, подобная живописной, чуточку неряшливой, чуточку небрежной, не во всех деталях правильной картине, приковывала к себе взгляд всякого. Румяная, сдобно-душистая, с глазами, в которых не тонул только тот, кто туда не глядел. Ласковая ко всем, в меру щедрая, в меру корыстная, высокая ростом и потому дивно складная даже с учётом некоторой избыточности своих форм.
К Гелии требовалось приблизиться и привыкнуть, чтобы рассмотреть и понять, насколько далека она от совершенства. А приблизиться к ней настолько, чтобы ещё и привыкнуть, чтобы она сама желала терпеть кого-то рядом с собою чуть дольше пары часов, не являлось простой задачей. Даже при наличии в своём доме на недели застревающих там гостей, она никогда не допускала их в свои комнаты, отводя им ту часть, где не жила сама. Только мне и Ифисе удалось стать её самыми приближёнными подругами. Ифисе — как равной Гелии в её профессиональных качествах, известности и постепенно укрепившейся их дружбе с уникальной доверительностью, абсолютно родной, а мне — в виду особого моего положения, о котором чуть ниже.
По утрам без тщательного искусного грима, без чарующих, колышущихся от малейшего её движения тончайших платьев, Гелия иногда казалась бесцветной. Вялой, бледной и странно зыбкой, как будто её отцом был дух эфира, а матерью сама Мать Вода, давшая ей полупрозрачный и неуловимо-переменчивый облик. То хмуро — холодный, то неопределимый и ускользающий, а то наполненный искрящимся светом, манящей лаской и хрустальной чистотой. Она беспрестанно перемещалась по комнатам, как будто что искала или собиралась заняться тщательным наведением порядка вокруг, и ничего не находила, и ничего не делала никогда. Даже посуду за собою не мыла ни разу, имея для этого приходящую прислугу или тех, кто всегда толкался рядом. Она без церемоний приказывала временным нахлебникам, да и гостившим друзьям, ухаживать за собою, подавать ей одежду, убирать её постель, наливать напитки, нарезать фрукты, гладить её платья, если ей мерещились мятые складки, и прочее. При этом она любила играть роль простой и естественной, не будучи такой. А вот гордячка по виду Ифиса в кругу друзей вела себя намного проще.
— Если бы вы видели меня в юности, — хвалилась Ифиса, — Куда там Гелии до меня! Я была наделена фантастической стройностью!
Бесспорно, она и теперь покоряла удивительной женственностью. Ифиса вызывала у многих мужчин желание оказаться с нею наедине с чётко ощущаемой и не самой возвышенной целью, в то время как Гелия вызывала не только потрясение, но и понимание невозможности оказаться с нею наедине за любые блага, как бы того ни хотелось. А с Ифисой любой щедрый и успешный человек, не обязательно и аристократ, получал искомое. Она любила людей образованных, добросердечных, любила человеческое общение. Страстная по темпераменту, характер имела лёгкий, в своих проявлениях очаровывала неподдельной искренностью, несмотря на глубоко её пропитавший как врождённый, так и профессиональный артистизм, чего трудно было сказать о Гелии в жизни, если забыть о её ролях. А Ифиса и в своих ролях являлась сама собою. Ифиса откровенно ревновала всех, в том числе и меня, к Гелии, а я её нет. Я понимала, что Гелия не может быть ограничена только дружбой со мною уже в силу её необычности и чрезмерной заметности. С моей стороны имела место специфическая девичья влюблённость в «Звёздного Ангела» — Гелию, без всякого двусмысленного
