Шодан зябко поежилась.
– Я же сказала тебе – городом правят страх и надменность. Я прожила триста лет среди его «великолепия», и что в итоге? Кто-то бежит на Рубеж, кто-то сводит счеты с жизнью, потому что столетиями невозможно смотреть на одни и те же лица, слушать одни и те же слова, знать друг друга практически наизусть…
– Я понимаю тебя. Но и ты должна меня понять: я никуда не бегу, тем более от тебя. Но что прикажешь мне поделать со своей памятью, знаниями, опытом?! Если для меня становится очевидным: то, что произошло с колонистами после высадки, – не случайность, такое быстрое, а главное – целенаправленное воздействие чуждой биосферы, изменившее людей, но не приведшее к массовым летальным исходам, противоестественно.
Флора вновь поежилась.
– Ты упорно подводишь меня к мысли, что на нас воздействовали целенаправленно? Но кто?
– Пока не знаю. Но постараюсь выяснить. Давай не будем сейчас форсировать события. Пусть уляжется шум, поднятый моим появлением. Я тем временем освоюсь на Рубеже, присмотрюсь к воинам, определю, как можно защитить город в случае внезапного вторжения извне.
– Тебя не поймут, Иван. Сатт воинов тоже скован многими условностями. Ты просто разобьешь себе голову о непреодолимую стену непонимания.
– Флора, так нельзя… жить! – вырвалось у него.
– Но мы живем именно так! – Она внезапно взорвалась, выплескивая копившуюся во время разговора горечь. – Ты не изменишь правил тысячелетия, все усилия разобьются о страх перемен. Ну, а если еще и окажешься прав – тебя станут ненавидеть еще больше!
– Извини. – Иван чувствовал, что ситуация стала просто невыносимой. Флора не желала понимать его. Все приведенные доводы для нее – сказка. Повествование о какой-то иной вселенной, которая никогда не объявится тут, на Роке.
Флора ошибалась. Он чувствовал ее неправоту, но не мог сейчас ничего доказать.
В любом случае, он должен уйти. Иван не считал себя вправе подставлять ставшего дорогим и близким человека под удар безумца Келгана. Но сказать Флоре о существующей угрозе и остаться тут, отдавшись вспыхнувшему чувству, было бы похоже на пир во время чумы.
– Ты куда? – Шодан вздрогнула, посмотрев на него сначала испуганно, а потом в ее взгляде проступила обида и гнев. – Все же уходишь?!
– Флора, я просто проведу несколько дней на Рубеже. Ты сама сказала – люди там более раскованные. Возможно, я сумею найти ответ на многие вопросы…
– Значит, вот что для тебя важнее? Важнее меня?! – Она внезапно сорвалась: – Уходи! Я не хочу тебя видеть! – Щеки Флоры вспыхнули пунцовыми пятнами.
– Ты не права, милая, – спокойно ответил Иван.
В голосе Флоры внезапно прозвучали эгоистичные нотки, будто у девочки, у которой отнимают игрушку. Чувство должно стать взрослым. Порыв страсти и Любовь – еще не одно и то же.
– Я воспользуюсь твоей машиной?
Флора не ответила, лишь кивнула, не глядя на него.
Иван мягко закрыл за собой дверь, вышел, не оглядываясь, сел в машину и направил ее к Рубежу.
Там, среди стен циклопического барьера, он сможет разобраться в себе, а она…
Мысль осеклась.
Он любил Флору. Но разница в восприятии реальности мужчиной из обычного мира и вечно юной жительницей Рока разверзлась в эти минуты, словно пропасть.
«Пусть больно сейчас. Зато месть Келгана не коснется ее», – единственное, о чем думал Иван, принимая решение.
Покидая дом Флоры, Иван постарался отрешиться от мыслей о личном.
Осознанное действие, возможное благодаря мнемонической подготовке. Только так он имел возможность закрыть свой разум от чрезмерного любопытства эмгланов. Держать постоянно включенными защитные устройства импланта – опасно. Обретенные способности в условиях плохо оснащенного Рубежа обороны наверняка сыграют значительную, если не решающую роль в мироощущении, и пренебрегать ими не следовало.
Он настроил себя на восприятие окружающего так, будто не существовало вчерашнего вечера, и новый мир вторично открылся навстречу обострившемуся восприятию, однако прекрасный город, равных которому Ивану не приходилось видеть ни на одном из миров Обитаемой Галактики, не принял чужака – он мягко, но настойчиво отстранил его, не сказав: «иди прочь», но дав понять – ты здесь чужой. Поищи другое место или попробуй стать одним из моих обитателей, только не притворно, на время, а по-настоящему, навсегда.
Таманцев не смог.
Сады и дворцы, обширные террасы, великолепие архитектуры, торжество зелени – все поначалу казалось прекрасным, но прозрение приходило быстро: город брал мзду, он превращал людей в тени, жизнь – в спектакль, смысл бытия – в поиск сомнительных удовольствий.
Городу нужны счастливые, беззаботные, в меру порочные, а значит – безопасные обитатели.
Таманцев оказался у стен Рубежа спустя час после того, как покинул особняк Флоры.
Он знал: тут его примут. Сатт воинов, как стало понятно Ивану, никогда не отвергал новых бойцов.
Заодно познакомлюсь с системой укреплений, прикину что к чему.
Жизнь научила капитана Таманцева готовиться к наихудшим вариантам развития событий, чтобы все остальное, как говорится в древней поговорке, являлось приятным сюрпризом.
Мысли о Флоре смешивались с тяжелыми предчувствиями.
Думай, капитан. Думай… У тебя нет времени на раскачку… Уже исчерпал свой лимит…
Он оставил машину на стоянке.
Внутренняя стена Рубежа вздымалась на высоту тридцати метров. Вырезанная с использованием лазеров из материала горной породы, она когда-то являлась частью горного хребта. Сам вид циклопического сооружения, равно как и лежащего за ним города, свидетельствовал о высоком уровне развития цивилизации, применявшей столь нестандартные приемы изменения ландшафтов.
«Но строительство на вырезанных в камне террасах так и не началось», – напомнил себе Таманцев, направляясь к одному из немногочисленных входов во внутренние помещения Рубежа.
В стену у бронированных дверей, явно изготовленных из фрагмента обшивки колониального транспорта, была встроена нехитрая, но надежная система доступа.
Личный микрочип, имплантированный под кожу запястья правой руки, служил универсальным ключом, отпирающим большинство дверей. Учитывая, что колония Рока не деградировала, но застыла в развитии на уровне технологий эпохи Великого Исхода, вполне приемлемый вариант.
Дверь перед ним дрогнула, сдвигаясь в сторону и открывая взгляду тускло освещенный проем, от которого начиналась вырезанная в камне лестница с истертыми ступенями.
Совсем как на Ганио, – промелькнула мысль.
Поднявшись на второй уровень укреплений, о чем свидетельствовала поясняющая надпись, нанесенная на стену, он оказался в просторном помещении с узкими, расположенными горизонтально окнами-амбразурами, через которые проникал рассеянный дневной свет. Кое-где в материале бронестекла виднелись шаровые опоры-вставки для ручного оружия.
