– Не знаю. Как-то они оказались у меня в голове, – ответил я. Предположение относительно двери показалось мне логичным. То, что было в прошлом открыто одним народом, может быть повторно открыто много лет спустя. Двери, сейфы и архивы в моем мире в Портсити запечатываются прикосновением пальца к чувствительному отверстию и отзываются только на повторное прикосновение владельца.
В тот момент я готов был поверить, что те, кто создал это сооружение (каким бы ни было его предназначение), поместили ключ от двери в цепочку. Потом, порожденный вопросом о пароле, скрытый в цепочке стимулятор вызвал в моем сознании нужные слова. Пока нам поразительно везет. Я мог лишь надеяться, что это везение будет продолжаться.
Медленно поднимающаяся рампа оказалась небольшой и закончилась еще одной дверью. У нее не было ни арки, ни надписи, и когда Витол уверенно подошел к ней (я такой уверенностью не обладал), дверь, словно в ответ на его приближение, сама начала медленно и неохотно, со скрипом раскрываться.
Когда щель между раздвигающимися половинками стала шире, я услышал удивленный возглас Илло. Мы смотрели в помещение, освещенное так же, как садовый зал, но здесь свет не такой резкий и не так болезненно действует на зрение. И что же мы увидели? Соответствие нашим владениям, поселками или даже Портсити? Или просто большой комплекс жилых и производственных помещений, соединенных между собой мостиками и проходами?
Здания не из металла, который используется повсюду в других местах, а из какого-то другого материала. Как будто кто-то набрал множество огромных драгоценных камней, сделал их полыми и снабдил дверьми. Здания разной формы, и это увеличивает их сходство с драгоценностями. Некоторые квадратные, с уходящими внутрь ступенями, другие восьмигранные, овальные или каплеобразные, были также постройки с острыми гранями, напоминающие ограненные бриллианты. Между ними играли радуги, вспыхивая и угасая, но каждое здание имело свой цвет, который тоже то угасал, то становился ярче.
Мне приходилось на лентах видеть знаменитые миры удовольствия, видел я и находки, оставшиеся от предтеч, но ничего подобного среди них не было. Казалось, что шаг в сверкающую долину впереди покончит с этим сном, разобьет фантастические драгоценности, превратит их в ничто.
Над головой не было облаков, на их месте разбросаны кристаллические кружки, напоминающие звезды внешнего мира. Они не настолько ярки, чтобы испускать видимый свет, и я предположил, что рассеянный свет исходит от самих зданий или даже стен этой огромной пещеры.
Невозможно догадаться, естественная это пещера или создана усилиями разума, но она кажется полукруглой. Во всяком случае стены, насколько их видно, сходятся кверху. И еще один резкий контраст по сравнению с тем, откуда мы пришли, – ни одного живого растения. Тишина полная и внушающая благоговение. Такая полная, что стук копыт Витола и других гаров кажется оглушительным. Это удивительное место следует оставить в вечном сне…
Я ожидал увидеть другие свидетельства той катастрофы, которая обрушилась на защитников за первой дверью. Но дороги или улицы были пусты. Если есть какие-то мертвецы, то они в домах, и у меня не было желания туда заглядывать. Мы с Илло оставались на спине Витола, который равномерно шел вперед.
Постепенно ощущение вторжения смягчилось, рассеялось, осталось только удивление и восхищение этой поразительной красотой. Никаких следов времени, никаких свидетельств катастрофы или поражения.
Илло заговорила негромко, словно ее голос мог потревожить спящих:
– Их конец – он был хороший.
Когда я ничего не ответил, она сказала:
– Разве ты это не чувствуешь? Мир. Злому и темному сюда нет доступа.
Мои руки невольно потянулись к цепочке. Она по-прежнему теплая на ощупь. В глубине сознания снова всплыл ужас, который я унес с собой во тьму, – всплыл, взметнулся и исчез. Я, как и Илло, почувствовал, что здесь нет ничего: ни мертвой тишины Мунго Тауна и Рощи Вура, ни угрозы Чащобы, ни того еще более странного и пугающего ужаса, который поджидает в помещении с ящиками растительности. Нет, здесь нет тишины, которая отчуждает и пугает человека, здесь мир и покой, полный покой.
Илло, более чувствительная, как все целительницы, ощутила это первой, теперь и я почувствовал то же. Я не верил, что те, кто наслаждался красотой этого драгоценного города, покинули его. Напротив, они сделали выбор: ушли в свои дома и добровольно, не задумываясь и не печалясь, приняли этот последний мир.
Витол шел, но стук его копыт не мог разбудить спящих. Мы проходили между вечно меняющимся цветами стен и вышли к сооружению, вообще не имевшему цвета. Оно кристаллическое, но обработанное, как обрабатывают драгоценные камни, чтобы они продемонстрировали всю свою красоту.
Вожак гаров остановился. Оглядываясь, я подумал, что это кристалл со множеством вспыхивающих в нем искр – центр этого чуждого города. Все дороги или улицы сходились к нему.
Над всеми окружающими зданиями возносились три сверкающих шпиля, и перед нами был широкий проход. Я слез со спины Витола и помог спуститься Илло. Мы добрались до центра всех загадок и несчастий, которые обрушились здесь на людей. Я был уверен в этом, словно вслух задал вопрос и получил авторитетный ответ.
Поднимаясь по двум широким ступеням между бриллиантовых стен, я был также уверен, что никаких спящих мы здесь не обнаружим. Держа Илло за руку, я уверенно вступил – во что? В храм, воздвигнутый неведомой силой добра (ибо такое место не может быть домом зла), в зал собраний, как в наших поселках, во дворец правителя? Ответ мог быть любым.
В воздухе словно плясали разноцветные искры. Мы проходили мимо них. Было здесь и еще что-то, прояснявшее мысли, освобождавшее от физической усталости, неуверенности и сомнений. Именно так должен себя чувствовать человек – всегда!
Я слегка повернул голову. Илло встретилась со мной взглядом. В ее глазах отразилось мое удивление, и это обострило мои ощущения, доставило чистую радость. Мы долго смотрели в глаза друг другу. Что-то во мне требовало, чтобы я держался за это мгновение, держался крепко, потому что оно очень многое значит. Оно значило бы еще больше, если бы человек мог постоянно находиться на такой высоте, ощущать такую уверенность и такую способность постичь самого себя. Но даже тогда я сознавал, что человек не приспособлен к подобным высотам. Мы сходны с треснувшим кувшином, в который наливают ключевую воду, чистую и свежую, а она понемногу вытекает и снова оставляет нас пустыми.
Взявшись за руки, мы прошли между сверкающими колоннами и вошли в сердце этого дворца, который сам был сердцем всего города. Здесь стояла чаша из какого-то непрозрачного материала, и по стенам ее бежали радужные огни. Только огни мягкие, не такие ослепляющие и яркие.
