Как Хаукон выхватил пистолеты Холанн вообще не заметил — взгляд коменданта ухватил только размытое движение обеих рук. Мгновение, и кобуры опустели, а Тамас замер, сгорбившись, вытянув стволы в напряженных руках, будто прячась за ними. Беглец из больницы тем временем приблизился настолько, что можно было рассмотреть белки его глаз — обретшие странный пепельный оттенок, с мутными, неправильной формы зрачками, похожими на чернильные кляксы.
Звуки выстрелов ударили по ушам, как кнутами защелкали. Они казались негромкими, но буквально били по барабанным перепонкам, так что Холанн взвыл от неожиданной резкой боли. Не было снопов огня, срывающихся с дульных срезов, только дымок и черные мошки, отлетающие от пистолетов в стороны. Мошки падали на снег и злобно шипели, как мелкие сквиги в клетке.
"Гильзы" — понял Уве.
Комиссар стрелял очень быстро и очень точно, не промахнувшись ни разу, но Холанн, конечно, не мог этого оценить. Три пули легли точно в лоб и переносицу жертвы, остальные раскрошили ей правое колено и бедренную кость. Уже по сути убитый пациент рухнул на одно колено, поднял к небу окровавленное лицо и судорожно закашлял. С каждым приступом изо рта вырывалось алое облачко из множества крошечных капель. В кашле умирающего — или мертвого? — было что‑то противоестественное, он через равные промежутки времени с булькающим звуком вдыхал, затем также равномерно кашлял.
Наконец хламидоносец отбулькал и упал, судорожно дернул всеми конечностями сразу и окончательно затих. Тем не менее Тамас выстрелил еще трижды, целясь в затылок и шею. Уве машинально сделал шаг к трупу, но наткнулся на выставленную руку комиссара.
— Не подходите. Не стоит.
Медик, обогнув труп по широкой дуге с наветренной стороны, тяжело дыша, добежал до комиссара и коменданта.
Оба смотрели на него с безмолвным вопросом.
— Заболевание категории 'ноль', — произнес Виктор, переведя дух, голосом тусклым, как небо над Черным Городом. — Этот внезапно встал, сумел как‑то вскрыть дверь бокса — впрочем, никто и не ожидал от него такого, могли не заблокировать — и пошел. Напрямую к ангару, как по ниточке. Говорил — 'Мне нужно на построение'. Санитар на выходе, к счастью, слишком удивился и испугался, чтобы его останавливать.
— Но… зачем? — перебил медика Уве.
— Вы знаете, я не спросил! — заорал медик в голос, неожиданно резко. Но почти сразу взял себя в руки и продолжил почти спокойно. — Я бы предположил, что он хотел попасть туда, где больше людей. И это подсказывает мне…
В нагрудном кармане у Виктора внезапно запищал вокс. Тот выхватил его, прижал к уху. Заговорил:
— Слушаю! … Ферменты запредельно высокие? Что с мочевиной? В пять раз… Какой номер? Понял. Одеть противочумные костюмы на весь персонал. Из изолятора не выпускать. При попытке сопротивления — стрелять в голову, труп сжечь.
— Поздравляю, — произнес он все тем же ничего не выражающим тоном, — У нас второй случай. Те же симптомы.
— Действуем согласно плану? — удивительно спокойно спросил комиссар.
— Да, с текущей минуты.
— А губернатор?
— Они с командой контактировали с Волтом минимально, но всякое возможно. В любом случае, возвращать уже поздно. Сообщение он прочтет. Дальше — его дело.
У них и план готов, с ужасом подумал Уве, они ждали… они этого ждали…
— Изоляция вторичных контактов у нас уже произведена, не считая губернатора, первичных, в сущности, тоже, это просто весь персонал базы, — быстро заговорил медик, похоже не столько для собеседников, сколько проговаривая заученную давным — давно последовательность действий. — Теперь ежедневный анализ крови и изоляция заболевших. Это, — он мотнул подбородком в сторону алого пятна на снегу, — сжечь. Полный карантин, режим вооруженной готовности и сообщение в планетарное командование, что у нас…
Александров замолчал и мотнул головой, словно ему на горло уже легла чья‑то невидимая рука.
— Многовато для одного дня… — сказал Тамас, перезаряжая пистолеты. В голосе комиссара Холанну послышалось опустошение. Опустошение и безмерная усталость. — Многовато. Сообщаем, что у нас вспышка эпидемии, класс 'ноль'?
— Это не просто эпидемия класса 'ноль', — коротко ответил Александров, уже поворачиваясь в сторону медицинского ангара. Сказал, как гвоздь в доску вбил.
— Это не просто эпидемия. Это Чума.
За год до описываемых событий…
Здесь правил белый цвет. Белая заснеженная пустыня из снега и льда, белая поземка, бросающая пригоршни белой пыли. Белое небо, затянутое тучами, очень низкое, будто подсвеченное невидимой матовой лампой. По бесконечной пустоши бежали черная линия и черная букашка. Трубопровод и идущий вдоль него грузовик на гусеничном ходу.
— Зацените, парни! — проорал ветеран — сержант Спенсер Махад, пижонски — основанием ладони — придерживая рулевое колесо. — Такого неба в Городе не увидите!
Оба рядовых слаженно кивнули, хотя возможно их просто качнуло на очередном пологом сугробе, которые грузовик раскидывал, как ледокол — рыхлый океанский лед условной "весной".
— Век бы его не видать, это небо… — прошептал Сэм Акерман, тот, что постарше, поправив сбившийся воротник термокомбинезона. Второй рядовой, Тимофей Кауфман, только потер покрасневший нос — Тим мерз даже в подогреваемой кабине.
— А я все слышу! — незамедлительно отозвался Махад. — Сплошное нытье вместо гордости от того, что именно вас отправили служить на нашу станцию!
Ветеран — сержант обратил широкое, почти идеально круглое лицо назад, к рядовым, и, руля вслепую, продолжил внушение:
— Наша метеостанция дает сводки, которые читает сам губернатор. От нас зависит расписание геликоптеров и выход под лед сейнеров. Даже сам Адальнорд сверяет самолетную карту с нашими прогнозами. А еще у нас самое чистое во всем полушарии небо, на которое можно смотреть совершенно бесплатно и сколько душе угодно! Вот стоишь в дальнем карауле у вышки с флюгаркой и смотришь, смотришь… Разве это не прекрасно?
Кауфман и Акерман дружно кивнули, на этот раз очень деятельно, четко уловив нужный посыл в словах начальства.
— Ну и славно, — подытожил Махад, вновь оборачиваясь к лобовому стеклу грузовика.
Поземка усиливалась, ветерану — сержанту пришлось вырубить дальний свет и включить низко расположенные противотуманные фары. Но все равно видимость составляла от силы метров сорок. Широкие гусеницы взметали снежные вихри, как заводская камнедробилка, мелющая глыбы и гравий в мелкую пыль. Водитель взял левее, чтобы не терять из виду трубопровод — главный ориентир в подступавшей серо — белой мгле. Ледяные кристаллики летели в стекло и казалось, что оно тихонько скрежещет под их напором. Контейнеры на грузовой платформе были хорошо закреплены, но давали приличную парусность, поэтому машину ощутимо раскачивало.
