— Мы на самом деле здесь, Николай? Или это сон? Мы только что говорили об этом. Интересно, что же все-таки происходит? — Румяное лицо Москвина сияло, он был взволнован, как человек, который только что повышен в чине, сумев уцелеть в адской бойне.
— Мы здесь, — согласился Николай, заметив то же возбужденное выражение на лице Донцовецкого. — Откуда вы взяли выпивку? Донцовецкий, принеси мне чего-нибудь. Хоть раз докажи, что ты хороший капрал.
— Офицеры. Даже в космосе. — Донцовецкий вскочил на ноги. — Водки? Как всем?
— Да.
Габания сидел, откинувшись на спинку стула, и с любопытством смотрел на Николая. Казалось, его совсем не взволновали события последних двух суток. Он, как всегда, был скрытен, углублен в себя.
— Пришла пора очнуться и осознать, что все это не сон.
Николай провел ладонью по лицу и огляделся. Оживленно болтая, у крайнего столика сидели три женщины, одетые типично по-американски. Группка израильских танкистов с бутылками пива в руках настороженно посматривала в сторону русских.
— Я не уверен, что дальше будет лучше. Хотя все-таки лучше, чем Афганистан, — опять заговорил Габания.
— Может быть, мы уже умерли, — предположил Донцовецкий, поставив перед Николаем рюмку и усаживаясь рядом с Габания. — Все мы умерли прошлой ночью далеко от Кабула. Мы всего лишь привидения.
— Если бы знать заранее, я бы давно покончил с собой. — Москвин поднял рюмку с водкой. — За смерть.
— Может быть, ты прав. — Габания потер шею, внимательно глядя на Николая. — Может быть, мы все равно что мертвецы. Мы будем вдали от дома целых пять лет. Возможно, друзья мои, эффект будет таким же.
— Но подумай, каково приключение, какая честь — быть первыми советскими людьми за пределами Солнечной системы.
Габания загадочно улыбнулся.
— Это оттого, что тебе нечего терять.
Николай поднял руки ладонями вверх.
— Возможно. Но, может быть, мне не к чему и возвращаться, а? Может быть, вам больше везет, чем мне. У вас есть семьи. У тебя, Мика, есть жена. Когда прошлой весной умерла моя мама, я остался совсем один. Да, я не беру в расчет всех этих двоюродных — отбросим их в сторону. Ленивые алкаши с Уральского металлургического завода. Проводят время за бутылкой. Я не буду скучать по ним.
— А я соскучусь по своей семье, — печально сказал Москвин. — Я сказал Анне, что женюсь на ней, когда вернусь из Душанбе. Если вернусь. И мои родители живы. Надеюсь, что Генеральный секретарь не забудет своего обещания успокоить их.
— И нас не будет целых пять лет?
— Если вы уцелеете, — напомнил Габания, окидывая их лица проницательным взглядом черных глаз.
— Хватит пессимизма, — Николай наклонился над столом, разглядывая водку. — Удивительно хороша. Откуда пришельцы узнали, как делать водку?
В кафетерий вошел Константин Неделин, за ним шел Пашка Попов. Неделин улыбался, как мерзавец, только что напившийся ликера из тайных офицерских запасов.
— Мы собираемся посмотреть на тренажеры. Тут столько интересных вещей — целая вселенная. — Он взмахнул рукой. — Только подумайте. Звездный корабль, которым управляют существа из космоса! И мы — здесь! Хотите с нами?
Габания хищно улыбнулся.
— Мы с Николаем хотим потолковать кое о чем. С вами пойдут Донцовецкий и Москвин.
Конечно, они поняли намек, оба встали, отсалютовали и последовали за своими товарищами.
Николай допил остатки водки.
— Может, мы лучше спустимся к тебе? Я не думаю, что ты захочешь изливать душу в подобном месте.
— Из тебя получился отличный офицер, Николай. — Габания встал и пошел через комнату к коридору.
“Как тигр в клетке, — подумал Маленков. — Он так нервничает, словно дело уже провалилось”.
— Что тебя беспокоит? — спросил Николай, когда Габания, приложив ладонь к двери, открыл ее и впустил его к себе. Комната была точь-в-точь такая же, как его собственная.
— Виктор.
— А что именно? — Николай направился к раздаточному устройству. — Как ты им пользуешься? Машина, хочу стакан водки. — Он вскинул бровь, вопрошающе взглянув на Габанию. — Два.
Два стакана, заполненные прозрачной жидкостью, появились отверстии на дне аппарата. Николай поднял один и попробовал, убедившись в качестве напитка, он протянул стакан Габания и сел на один из стульев.
— Ну так что там Виктор?
Габания тяжелым взглядом посмотрел на него: черные глаза пылали. Потом он отвернулся. Тугие бугры мышц на его спине напряглись и пришли в движение: он сжал кулаки.
— Я не уверен, что он в порядке.
Николай нахмурился, стакан с водкой накренился в его руке.
— Может быть, скажешь что-то конкретное?
Габания с отсутствующим видом покачал головой, проведя мозолистой ладонью по колючему ежику волос.
— Он… изменился, Николай. Не знаю. Это началось после Бураки. Потом, в Зоссен-Вунсдорфе, мне кажется, он немного оправился. Когда нас перевели в Душанбе, ему опять стало хуже. Он замкнулся. Погрузился в свои мысли.
— Так всегда бывает в зоне войны.
— Нет, это что-то другое.
— О чем ты говоришь? Виктор выглядит как обычно. Я ничего не замечаю.
Габания повернулся к Николаю, подбородок его выдвинулся вперед.
— Я думаю, что его нервы на пределе. Он растерян, Николай.
— Мика, а ты уверен, что не преувеличиваешь? Все это немного трудно воспринимается… я имею в виду этот корабль. Мысль о том, что ты в космосе. Летящий ввысь пузырь. Разве на тебя это не подействовало? Некая дезориентация, которая…
— Николай, не отмахивайся от этого. Мы с тобой вместе пили, вместе убивали. В Хосте я вытащил тебя из беды. В Бехезе ты пристрелил того афганца, который мог меня прикончить. Мы связаны кровью, но подумай, прежний Виктор не оставил бы от тебя мокрого места из-за того, что ты натворил прошлой ночью.
Маленков рассмеялся.
— Так вот что на самом деле тебя беспокоит? То, что я пил пиво с американцем? Или то, что меня застукали?
Лицо Габания стало каменным.
— Ты знаешь, я не могу это одобрить. Думаю, что Виктору следовало бы принять более жесткие меры. Как офицер Советской Армии и представитель нашего подразделения я не ожидал от тебя подобных вещей. Больше мне нечего сказать. Ты знаешь, как я отношусь к приказам и долгу. Это была дурацкая шутка, такого можно было ожидать от желторотого юнца на учениях, но никак не от старшего лейтенанта спецназа.
Николай хохотал, хлопая себя по коленке.
— Мика, дружище, ты перестарался. Расслабься. От твоих убеждений больше хлопот, чем пользы. Сколько раз ты отказывался от повышения в звании…
— Я вовсе не желаю выслушивать эту старую надоевшую песню от тебя, Николай, — Габания развернулся и подошел к зеркальной стене, глядя на свое отражение.
