– Я расскажу об этом старине Фреду, когда мы с ним будем пить чай.
Я не понимаю, что случилось с Пиньяцем. Он может камень разозлить, просто стоя рядом с ним.
Моя антипатия отчасти продиктована предрассудками насчет его происхождения. Я это знаю и, очевидно, слишком стараюсь компенсировать. Мелкие черты смуглого лица Пиньяца напряжены. Может быть, он угадывает мои мысли?..
– Так и сделай. А от меня передай… А, ладно.
Эйдо пока не нашли.
Пиньяц не удерживается на уровне своей репутации, позволив выходцам из Внешних Миров вывести его из себя. Правила игры он знает.
Это игра, в которой правила жестко определила элита Внешних Миров, но он все равно побьет их на их же условиях.
Он мне не нравится, но я его уважаю. Больше, чем своих сородичей. Им не внушали с детства, что они – отбросы человеческой расы.
И все-таки… Жители Старой Земли имеют привычку, способную взбесить кого угодно, – во всех своих бедах обвинять чужаков. Кроме того, они до омерзения настойчивы в нежелании самим о себе заботиться. Мы должны, видите ли, носить их на руках только потому, что Старая Земля – Родина.
Предрассудки есть у всех. Пиньяцу стоило бы обижаться на меня меньше, чем на других, – я свои пытаюсь контролировать.
Вейрес рассказывает в присутствии Пиньяца истории про землян. Вот его любимая:
– Слышали историю о землянине, который вернулся домой из бюро социального страхования и обнаружил свою бабу в постели с каким-то мужчиной?
Кто-нибудь обязательно ответит:
– Нет.
– Он бежит в туалет, хватает «Тенг Хуа» и приставляет себе к виску. Баба ржет, а он кричит: «Ничего смешного, сучка. Следующей будешь ты».
В этой истории полно чепухи. Таковы все анекдоты Старой Земли. Пособие для бедных. Крайняя тупость. Промискуитет. Непременное обладание ручным лазером «Тенг Хуа». И так далее.
Когда Вейрес так себя ведет, я начинаю стыдиться за свою родину.
Прогулявшись по кораблю, я прогоняю из своей койки Неустрашимого. Он приспособился в ней бездельничать – здесь его мало беспокоят.
Уснуть не получается. Предстоящее сражение меня больше не тревожит. Мне просто хочется домой. Я устал от клаймеров. Это была глупая идея. Можно я возьму ее назад? Нет? Черт, какая досада…
Сон подкрадывается ко мне незаметно. Мне удается продремать целых двенадцать часов, такого со мной здесь еще не случалось. Я просыпаюсь лишь потому, что Неустрашимый решает станцевать фламенко на моей груди.
– Кот, ты чертовски обнаглел.
Зверь кладет голову на передние лапы в четырех сантиметрах от моего лица и закрывает здоровый глаз. Сквозь грязную рубашку я чувствую его тепло и стук сердца.
– Зря ты завел блох.
Неустрашимый с отвращением изгибается и продолжает спать.
Не понимаю, за что он выбрал меня своим лучшим другом. Я умею ладить с кошками, но понимаю их не лучше, чем женщин. Этот кот живет, как принц, и сорок девять лакеев приглядывают за его замком.
Я чешу ему за ухом. Он награждает меня урчанием и нежными покусываниями.
Идиллия разваливается под пронзительный вой сигнала общей тревоги.
Я раньше времени прибегаю в операционный отсек, удивляясь, каким образом мне удалось проспать тревогу, когда мы вышли из гипера.
Нет, я ее не проспал. Я застал Уэстхауза, прогоняющего судно сквозь несколько сложных маневров при переходе в новую поисковую зону, и Рыболова, что-то рассматривающего на мониторе.
Таких быстрых результатов я не ожидал.
Глядя через плечо Джангхауза, я вижу, что мы пока ничего не нарыли.
Конечно, нет. Двигаясь в норме, наша цель не произвела бы никаких тахионных возмущений.
– Наш?
Я опускаюсь в кресло старпома.
Рыболов улыбается. Яневич ухмыляется. А командир говорит:
– Молодец. Кто именно?
Я пожимаю плечами.
– Клаймер, но я видел только схемы в учебнике. Там были основы.
– Джонсоновский. Бугор на дуге четвертого пера.
Я смотрю на Уэстхауза. Он Дубасит по клавиатуре, как сумасшедший органист.
На клаймерах нет инстела. На малых расстояниях хитроумные операторы переговариваются на куцем языке маневров через аппаратуру для обнаружения.
Я бросаю взгляд на Старика.
– Это вы бросьте, сэр. И не думайте. Война идет. Это дело серьезное.
Яневич шепчет:
– Выйдем из гипера и обменяемся схемами поиска. Вдвоем мы быстро найдем, где у них скорость меньше.
– Каким образом мы что-то узнаем, не переходя в норму?
Он смотрит на меня странным взглядом.
– Мы уже в норме. Ты что, не заметил? Последние шесть часов мы в норме каждую пятую минуту. Ты не следил?
– Сигналы тревоги…
Нет, лучше помолчать. Я проспал свою вахту.
– Господи! Ты думаешь, я так все время и буду заводить эту дуру? В гробу я видал такие правила. Людям надо спать. Кстати сказать, где ты был с восьми до двенадцати?
Что я могу ответить? У меня нет оправдания.
– Не переживайте, мистер Лучше-поздно-чем-никогда. Главное, что тревогу записывает магнитофон. Этого достаточно.
Ухмылку, которая командиру не вполне удалась, ухитряется соорудить у себя на лице Яневич.
– Ты научишься этим маленьким хитростям. Магнитофон запоминает то, что мы хотим, чтобы он запоминал. Отчет о полете даст возможность узнать, что происходит. Они здесь тоже бывали. Пока ничто не угрожает кораблю и не происходит ничего существенного, они смотрят сквозь пальцы. Надо быть гибче. Не этому ли нас учили в Академии?
– Может быть. Но это не тот флот, который я знал.
– Да?
– Я считал, что в военное время правила соблюдаются строже.
– Ты на клаймере, – смеется он. – В чем дело? Долго не покупаем тебе место на лошади Гекаты? По крайней мере ты хоть поспал. – Его улыбка становится тоньше. – Мы это исправим. Отстоишь вахту и потом еще одну, чтобы догнать.
Все не так плохо, как я ожидал. Пиньяц из той породы вахтенных офицеров, что не путаются под ногами. Его присутствие становится заметным лишь тогда, когда он вместе с Никастро проверяет, действительно ли заранее запрограммированный Уэстхаузом прыжок доставит корабль в нужную точку схемы поиска. Астрогатор, хотя спит меньше любого другого, круглосуточно работать все же не может.
В этом патруле обязанности Яневича не соответствуют другому названию его должности – первый вахтенный офицер. Первую вахту стоит сам командир. Яневич – вторую. Третью – Пиньяц. На линейных кораблях третью вахту, как правило, стоит астрогатор. На клаймерах этим занимается квартирмейстер. Командир от вахт свободен.
Но Старик считает, что наш младший лейтенант еще зелен. Когда спокойно, он дает Бредли стоять вахту. Временами он поручает это мне. Порой – Дикерайду. «На всякий случай». Даже Вейреса командир время от времени ставит на вахту. Одна из неписаных обязанностей офицера – научиться всему, чему только возможно. Когда-нибудь это может спасти корабль.
