— А теперь МакЛейн, — сказала учительница, скользнув взглядом по экрану терминала. Затем посмотрела на меня и доброжелательно спросила: — Ну, как ты, Рейчел? Освоилась уже в новом коллективе?
Я неопределённо пожала плечами:
— Понемногу осваиваюсь, миссис… то есть, Надежда Петровна. Хотя трудно.
— Конечно, трудно. Легко и быть не могло. Другие условия жизни, языковый барьер… Кстати, ты гораздо лучше говоришь по-русски, чем неделю назад. Надеюсь, ты не злоупотребляешь гипно-лингвистическими курсами? Эффективный метод, не спорю, но он далеко не безвредный. Особенно в твоём возрасте.
— За эту неделю я ни разу не пользовалась гипнозом, — ответила я честно. — Просто у меня склонность к языкам.
— Это хорошо. На занятиях уже всё понимаешь?
— Да… почти.
— А вообще, как ты себя чувствуешь в нашей школе? Есть какие-нибудь претензии?
— Нет, никаких. Всё хорошо. Я всем довольна.
Тут я, конечно, покривила душой. На самом же деле всего за неделю учёбы школа окончательно достала меня. Дело даже не в том, что я была вынуждена заново проходить уже изученное, это я ещё могла стерпеть; в конце концов, недаром говорят, что повторение мать учения. На меня давила сама школьная атмосфера — унылая и гнетущая. Короче, тюремная атмосфера, что вовсе неудивительно: ведь вся Новороссия как таковая было одной огромной тюрьмой. Даже вдвойне тюрьмой — извне порабощённая чужаками, а изнутри подавленная своим же собственным правительством.
А я не привыкла жить в несвободной стране, для меня это было дикостью. Помнится, попав на материковую часть Махаварши, где существовала мягкая форма социализма, я чуть было не погорела уже в аэропорту, когда попыталась расплатиться за обед «живыми» деньгами. Впрочем, на Новороссии никаким социализмом и не пахло, здесь был типичный государственно-монополистический капитализм (что, на мой взгляд ещё хуже), к тому же приправленный диктатурой в форме абсолютной монархии с полным отсутствием каких-либо выборных институтов власти. Последнее было для меня не просто дикостью, а настоящим мракобесием, каким-то средневековьем а-ля Иван Грозный или Чезаре Борджа.
Однако приходилось привыкать. К счастью, не на всю жизнь, а всего лишь на несколько месяцев, необходимых для выполнения задания. И ещё хорошо, что, в отличие от большинства ребят из нашего отряда, мне не нужно было притворяться местной, делать вид, что всё вокруг для меня в порядке вещей, и постоянно следить за собой, чтобы не допустить ни малейшей оплошности. Я была просто девчонкой с другой планеты, которой здесь всё в новинку и которая плохо разбирается в существующих реалиях…
— Так, — продолжала Надежда Петровна, — оценок у тебя ещё нет. Это нормально — ведь наши учителя только знакомятся с тобой. Однако преподаватели точных и естественных наук уже отметили, что твои знания по их предметам соответствуют требованиям нашей школы. А вот с гуманитарными дисциплинам сложнее. Тут тебе придётся заниматься дополнительно, по специальной программе. Особенно это касается новороссийской литературы, истории, а также — и в первую очередь — основ государства и права.
Сидевший через парту от меня темноволосый парень, Олег Рахманов, тихо фыркнул:
— Тоже мне, главный предмет!
Учительница перевела на него строгий взор:
— Что ты сказал, Олег?
Рахманов на секунду замялся, потом дерзко взглянул на Надежду Петровну и ответил:
— Я говорю, что основы нашего государства и права можно изложить в нескольких словах. Прежде всего, никакого права у нас нет совсем, а есть только государство, вся власть в котором — и законодательная, и судебная, и исполнительная — принадлежит царю. Это все основы, а остальное уже следствия.
— Ты слишком упрощаешь нашу политическую систему.
Однако Олег не сдавался:
— Нельзя упростить то, что и так уже просто до примитива. Вся наша система зиждется на одном-единственном основополагающем принципе: государь мудр, он лучше всех знает, что нужно его подданным. Русский народ веками мечтал о добром царе-батюшке, который бы заботился о нём и принимал за него все решения. И вот, в космическую эру, мы воплотили эту наивную крестьянскую мечту в реальность, да воплотили так рьяно, что переплюнули все известные в истории монархии. Даже у Людовика Четырнадцатого было меньше власти, даже император Нерон был вынужден считаться с мнением Римского Сената; зато наш государь может делать, что ему заблагорассудится. Что бы он ни сделал, всё будет законно, потому что сам он и есть закон.
— А на занятиях и на экзамене ты говорил совсем другое.
Он вызывающе ухмыльнулся:
— Да, точь-в-точь по школьной программе. Я же не хотел получить плохую отметку в аттестат.
— Ты заработал «отлично».
— Ага. И теперь могу говорить, что думаю. Государь ведь милостиво гарантирует нам свободу слова.
Классная руководительница удручённо покачала головой:
— Ну что ж… Тогда останься после урока, обсудим этот вопрос.
Когда «разбор полётов» закончился, я ушла из школы в числе первых, но не поехала прямиком домой, а направилась в расположенную по соседству кафешку «Трое поросят», где подавали соки, молочные коктейли, мороженое, пирожные и прочие сладости. Это заведение пользовалось популярностью среди учащихся младшей и средней школы, а старшие школьники, уже относившие себя к категории взрослых, как правило обходили его стороной.
Поскольку сегодня была суббота — выходной у «малышни», кафе пустовало. Я купила стакан коктейля, устроилась за столиком на открытой площадке и стала наблюдать за выходом из школьного здания. Мне пришлось прождать более получаса и заказать ещё один коктейль, пока наконец не появился Рахманов. Он зашагал к стоянке, где был припаркован его личный флайер, а я взяла со столика приготовленный загодя телефон и нажала кнопку набора номера.
Спустя пару секунд Олег остановился, сунул руку в карман, а потом, уже с телефоном, поднёс её к лицу:
— Алло?
— Привет, это я. Узнаёшь?
— Ещё бы! С твоим-то акцентом… Где ты?
— В «Поросятах». Хочешь присоединиться?
Он повернулся в мою сторону, и я помахала ему рукой.
— О’кей, с удовольствием. — В его голосе проскользнула нотка смущения. — Между прочим, здесь очень вкусное мороженое.
Олег украдкой оглянулся вокруг и, убедившись, что в поле его зрения никого из школьников нет, направился ко мне. Я не удержалась от улыбки. Какой же он всё-таки ещё мальчишка, даром что на полгода старше Валька. Стесняется, видите ли, зайти в кафе только из-за того, что здесь обычно тусуется «малышня».
