У нас в Академии, на общетехническом факультете, училась целая группа студентов с Вэртрагны, главной планеты Конкордии – четыре девушки и десять парней.
Все они были из касты энтли и потому близнецами не являлись. На Землю вообще очень редко попадали настоящие клоны, то есть люди, рожденные не людьми, а инкубаторами. Эти исчадия биосинтетических маток звались «демами». Они составляли большинство населения Конкордии и учиться в академиях им было запрещено. Были, конечно, и исключения – так говорили наши учебники, со своим всегдашним стремлением освещать ситуацию «объективно». Но кто их видел, эти исключения?
Каждое утро все четырнадцать студентов с Вэртрагны гуськом трусили в спортзал. Там, ни слова друг другу не говоря, они оккупировали волейбольную площадку и занимались своей гимнастикой.
Ох и странной была эта гимнастика! Стандартный пятнадцатиминутный комплекс состоял по преимуществу из различных стоек на руках, прыжков через голову и той акробатической фигуры, что у наших, русских мальчишек зовется «колесо».
Этим колесом клоны могли ходить по десять минут кряду. И даже лица у них почти не краснели, как у профессиональных акробатов. За это мы прозвали их «пропеллерами».
А еще – «встаньками».
«Встань на путь солнца!» – говорили клоны вместо нашего «здрасьте».
«Не сворачивай!» – говорили они вместо нашего «до свидания», имея в виду тот самый «путь солнца».
Мы, конечно, знали из курса сравнительного обществоведения, что народ Клона уверен: праведной, святой стороной света является сторона южная. Та самая, которую предпочитает само солнце во время движения по небосводу.
А северная сторона – это сторона дэвов, вроде как чертей по-нашему. Потому-то и желают они друг другу вместо нашего «здоровья» с чертями ничего общего не иметь.
По мере знакомства с нами кое-кто из «встанек» освоил и нормальное обращение. Но пользовались они им только при встрече с землянами. А между собой – все у них осталось по-прежнему. Наверное, это и называется традицией.
Нужно сказать, особой душевной симпатии клоны у нашего брата-кадета не вызывали. Интерес – да. А симпатии не было.
Дружить они с нами не хотели, держались всегда своей группкой, особняком. Даже когда ходили в стриптиз-бар, в поселок Медвежий (правда, такие выезды у них случались не чаще раза в полгода), одевались в форму.
Серьезные были – до патологии.
Ни один даже самый свежий, самый улетный анекдот рассмешить клонов был не способен. Правда, со временем они присобачились улыбаться, когда понимали, что собеседник острит. Но с такими подходами, конечно, среди наших становилось все меньше охотников шутить с ними шуточки.
Вот что они делали с удовольствием, так это учились. То есть мы тоже вроде лодырями не были. Коля Самохвальский так вообще был гений. Не «из удобрений», а настоящий Гений Учебы. Да-да, так – все с большой буквы!
Но и у Самохвальского были любимые предметы и нелюбимые, даром что и за те, и за другие он получал обычно высшие баллы.
А у клонов любимыми предметами были все. Включая курс «Обмундирование, снабжение и комплектация», где нам на протяжении семестра рассказывали, как по маркировке контейнера определить, что в нем – бутерброды с колбаской или гаечные ключи.
Клоны зубрили все без разбору.
С одинаковым энтузиазмом.
С неугасающим рвением.
На предложение прогуляться по летнему саду в свободное время реагировали однообразно: «Родина послала меня учиться, а не развлекаться». Или: «У меня нет морального права отдыхать, когда моя Родина работает». Может быть, учителя-заотары из высшей касты требовали от них такого поведения? Не знаю.
Но самым ужасным было даже не это. А их девушки. Не сами девушки, а, так сказать, сопутствующие им обстоятельства.
За девушками клонов ухаживать категорически не получалось. Попробуй поухаживай, когда они везде ходят табунами по пять-шесть человек! А ведь хотелось. Хотелось, черт возьми, за этими девушками поухаживать!
Я поначалу, когда только увидел новеньких «техничек», просто онемел от избытка впечатлений.
Не то чтобы наши представительницы лучшей половины были какие уродины. Просто девушки клонов были… были… они были непознаваемые!
И внешне, и внутренне.
Черноволосые, с широкими бровями и точеными скулами, высокие, подвижные и воздушно-худые. Двигались они легко и очень плавно, словно бы проскальзывали по воздуху.
А вот глаза у них были грустные. Иногда словно даже укоряющие.
Говорили «встаньки» мало, все больше слушали. Но когда все-таки говорили, в их словах чувствовались сила и какой-то совершенно неземной, не наш жизненный опыт.
Честно говоря, глядя на этих девушек, мне совершенно не верилось, что конкордианская раса способна к обычному человеческому размножению. И что сексом, в теории, клоны занимаются так же, как и мы (по крайней мере в рамках анатомических аналогий).
Но как это им удается, если их девушки не терпят даже случайных прикосновений?
Когда танцевать они не идут ни за какие коврижки, а на комплименты не реагируют?
Может быть, это конкретно мы им не нравимся, а промеж себя они там очень даже дружат, оборотившись лицом в южном направлении?
Все это было таинственно. А что мы, мужчины, любим в женщинах?
Правильно: тайну.
В общем, меня всегда тянуло узнать клонов поближе.
А теперь легко представить, что я подумал, когда нам с Самохвальским торжественно объявили, что мы, в числе прочих героев операции по искоренению джипсов, приглашены на планету Ардвисура. В специальный санаторий для военнослужащих Конкордии под названием «Чахра». И что мы пробудем там, на берегу теплого моря, целую райскую неделю – среди молчаливых черноволосых женщин с грустными глазами.
Я подумал: «Мне снится это. Так не бывает».
И еще: «Неужели я наконец отосплюсь?»
Роскошь. Найдется, интересно, такой курсант в Северной Военно-Космической Академии, который не знает, что это слово значит? Не думаю.
Правда, каждый по-своему понимает, что такое эта «роскошь».
Вот Фрол Кожемякин – тот уверен, что роскошь – это иметь табун лошадей, сто гектаров «чернозема плюс плюс» и двух жен, дородных таких бабищ в красных сарафанах с золотой оторочкой. Да еще и пяток детей, чтоб не скучно было.
Колька Самохвальский, образованный человек, считает, что роскошь – это как на вилле у советника по вопросам культуры Российской Директории, что на берегу озера Селигер.
На той вилле – косули ручные расхаживают, кедры высокими ветвями шумят. А внутри – зимний сад с поющими вольтурнианскими орхидеями, колибри мило так суетятся. Картины, конечно же, на стенах. И не стерео-Джоконды всякие плебейские, а настоящие бесценные Врубели, Ренуары и Рогиры ван дер Вейдены. А мебель вся на силовых подушках, болтается над ореховым паркетом, только свистни ближайшему креслу – а оно уже тут как тут. За всем этим присматривает прислуга – настоящая, а не роботы всякие недоделанные, с живыми интеллигентными лицами. «Чего изволите-с, товарищ?»
