– Как ты стал рабом, Яарвен? – спросил Богомил.
– В первый раз меня продали за долги, – ответил атлант. – Через год родственники сумели собрать нужную сумму, и я снова стал свободным человеком. Но за этот год я кое-что понял. Например, то, что рабы тоже люди. Поэтому, когда один из моих соседей убил раба, я не выдержал.
– Что же, за убийство ему ничего не было? – вступил в разговор Старадымов.
– Жрецы Посейдона велели ему принести жертву – новорожденного поросенка. Он принес его в храм, и жрец смазал руки убийцы кровью поросенка.
– И все?
– Да. Я слышал, как он смеялся, рассказывая про этот случай друзьям. Я ударил его. Но не рассчитал силу.
– А что было потом?
– Родственники убитого требовали казнить меня. Но я принадлежу к очень древнему роду. Тогда меня снова сделали рабом. Через месяц я бежал от хозяина…
– Скажите, Яарвен, – заговорил Юрий, – если бы рабам удалось ворваться в город, что бы вы сделали?
Атлант с силой сжал ладони рук.
– Я бы уничтожил храмы Посейдона, казнил всех его служителей. Почему мы должны поклоняться богу, который ненавидит мой народ?! Он не выпускает корабли атлантов в море! Жрецы говорят: терпите, Посейдону нужны жертвы… Сколько можно приносить жертв! На Олимпе много богов. Поклоняться нужно всем! Этого не хотят жрецы. Когда-то они были хранителями мудрости, могли рассчитывать ход звезд по ночному небу, предсказывать, когда пойдут благословенные дожди… Нынешние жрецы не могут ничего, только говорят: терпите или – нужны жертвы!
– А что стало бы с жителями Посейдонии? – спросил я.
– Мы освободили бы рабов. А хозяева… Им и их отпрыскам пришлось бы испытать на себе, что такое рабство, сменить дома, покрытые орихалком, на хижины. Но ведь это справедливо! И потом, должен же кто-то трудиться на полях и в каменоломнях.
– Ну а Владыки Атлантиды? Какая судьба ждала их?
Яарвен с недоумением посмотрел на меня:
– Великий, как может смертный поднять руку на сына Повелителя Моря? Мы отнеслись бы к ним с почетом. И кто знает, может быть, они убедили бы грозного Посейдона милосерднее относиться к атлантам. Тогда другие бессмертные будут получать жертвы не за его счет.
– Что же вы будете делать теперь? – спросил Юрий.
– В Атлантиде много рабов. И они пойдут за Яарвеном, особенно теперь, после того как могущественные боги спасли меня от смерти. Великие! Клянусь, что вы займете самые почетные места среди богов Атлантиды!
– Мы не боги, Яарвен, – устало проговорил Богомил.
Вместо ответа атлант склонился до земли.
– Девушка устала, – произнес Старадымов. – Да и на твою долю, Яарвен, сегодня выпало немало испытаний. Вам необходимо отдохнуть.
– Слушаюсь, Великий, – ответил атлант. – Если позволишь, мы ляжем под деревом снаружи.
– В пещере всем хватит места. Под деревьями полно змей. Отдыхайте. А нам нужно обсудить свои дела. Мы выключим говорящую машину, чтобы не мешать вам.
– Слушаюсь, Великий, – покорно повторил атлант.
Мы понимали, что спасение Яарвена будет для него очень сильным стрессом, ведь он в то мгновение, когда его швырнули в колодец, наверняка распрощался с жизнью. Но это был единственный способ, который позволял спасти вождя повстанцев, практически не вмешиваясь в развитие событий.
Теперь островитяне были уверены, что Яарвен погиб и все должно было пойти своим чередом. Жрецы явно не очень опечалятся исчезновением двух «богов» и станут управлять страной, как и прежде, возможно даже поручат кому-нибудь в торжественных случаях являться перед народом в золотой и серебряной масках, подобрав для этого кандидатуры соответственного телосложения.
Правители по-прежнему будут ссылаться на «Богов», добиваясь повиновения сограждан. Рабовладельцы останутся до поры до времени рабовладельцами, рабы – рабами. А дальше, дальше судьбу острова будет решать Всемирный Совет, для которого могут сослужить неплохую службу добытые нами материалы.
У меня было и еще одно опасение – как бы сердце Яарвена не отказало еще до того, как мы поймаем его в силовую сеть и успеем кое-что растолковать. Но, соглашаясь на проведение этой операции, я вовремя вспомнил слова знаменитого мыслителя древности Сенеки, говорившего, что глупо умирать прежде, чем придет смерть. Вспомнил и успокоился, понимая, что вождь восставших не может быть тем, кто умирает раньше смерти.
Теперь Яарвен и Живущая У Моря сидели в углу пещеры, прижавшись друг к другу плечами. Похоже, они забыли обо всем на свете. Предусмотрительно отключенный Юрием ретранслятор молчал. Возлюбленные говорили и говорили.
Их речь лилась плавно и вдохновенно, словно мы слышали волнующий говор природы.
– Ни дать ни взять – голубки, – сказал Линекер.
Смысл сказанного был иронический, и, зная склонность Джерри к едким замечаниям, я недовольно взглянул на него, но на лице товарища витала самая добрая и искренняя улыбка. Он был зоологом, поэтому, вероятно, вложил в свои слова отнюдь не переносный смысл.
– Похоже, здесь нам больше нечего делать, – задумчиво произнес Старадымов, – все, что могли, мы сделали.
– Куда теперь? – подал голос Линекер.
– Нужно искать следы загадочного бота, его хозяев.
– А эти… владыки ничего о них не рассказали? – спросил я.
Старадымов отрицательно покачал головой.
– Надо было все же наведаться к ним. Посмотреть, как они там устроились, – продолжал я.
– Не хватало ради этого энергию расходовать, – саркастически заметил Джерри.
– Утром слетаем, – отозвался Юрий, – необходимо узнать от них правду.
– Айкен вряд ли что-нибудь скажет, – поделился сомнениями Джерри, – ты заметил, Юра, как он обнаглел после того, как убедился, что его жизни ничего не грозит?
– Зато Маноло – трус изрядный, – ответил Старадымов, – ручаюсь, что он ничего скрывать не будет.
– Правды у него, как у змеи ног, не найдешь, – буркнул Линекер.
Маноло и Айкен… Днем я даже не удосужился спросить, как зовут бывших владык. Почему же эти имена мне так знакомы? И почему вслед за ними память услужливо подсказывает еще одну фамилию – Веркрюисс? Догадка была столь невероятна, что я растерялся. Потом схватил Старадымова за плечо:
– Юра! Ты хорошо помнишь рассказ моего деда?
Старадымов непонимающе посмотрел на меня, пожал плечами:
– Я не дослушал запись. Только начал. А в чем дело?
Но я уже лихорадочно вставлял кристалл с записью в фонограф.
57. Рассказ «Последнего опера»
…Вот, Богомил, и пришло мое время писать мемуары…
Грустное это, конечно, занятие. Если бы кто-нибудь лет эдак тридцать назад попробовал мне сказать, что я сяду перед диктофоном и, глядя на бездушную коробочку, начну раскрывать душу, я просто поднял бы такого чудака на смех. Но этот час наступил, точнее незаметно подкрался…