Райан кивнула, подошла к стеклянной стене-окну и, указывая на разнообразные объекты лаборатории, дала Майлзу краткое описание экскурсии, которую она устроила принцу Слайку вчера.
— Это сойдет?
— Спасибо, замечательно. Вы можете сказать ему, что я задавал уйму вопросов медицинского характера насчет… исправления различных физических отклонений и что вы не особенно смогли мне помочь, поскольку я обратился не по адресу. — Он не удержался, чтобы не добавить, — Видите ли, с моей ДНК все в порядке. Все мои повреждения тератогенны. Вне вашей компетенции и так далее.
Лицо ее, всегда похожее на маску в своей красоте, казалось, ушло в тень еще большей невыразительности. Смутившись, он добавил:
— Вы, цетагандийцы, тратите чрезмерно много времени на внешность. Уверен, вы и раньше встречались с обманчивой внешностью. — «Остановись, сейчас же заткнись».
Она раскрыла ладонь — признавая, но ни соглашаясь, ни возражая — и вернулась в свой пузырь. Измученный, не доверяя больше своему языку, Майлз молча поплелся рядом назад к главному входу.
Они вышли на улицу в атмосферу прохладных и сверкающих искусственных сумерек. Несколько бледных звезд показались над ними на будто безграничном склоне темно-синей полусферы. Напротив дорожки ведущей ко входу в Звездные Ясли на скамейке рядышком сидели Миа Маз, посол Форобьев и гем-полковник Бенин, очевидно, мило беседуя. На появление Майлза все они подняли глаза, и улыбки Форобьева и Бенина, кажется, постепенно становились, мягко говоря, менее дружелюбными. Майлз чуть не повернул прочь — спасаться бегством назад в здание.
Очевидно, Райан испытала в чем-то сходные эмоции, поскольку голос из ее пузыря прошептал:
— Ах, ваши друзья ждут вас, лорд Форкосиган. Надеюсь, экскурсия была для вас познавательной, даже если и не оправдала ваших ожиданий. Что ж, приятного вам вечера! — И она быстро проскользнула назад в убежище Звездных Яслей.
«О, все это — познавательный опыт, миледи».
Майлз приладил на лицо дружелюбную улыбку, и заковылял вперед по дорожке к скамейке, где ожидавшие его стражи поднимались его поприветствовать. Ямочки Миа Маз как обычно излучали радость. Это игра воображения или у дипломатической приветливости Форобьева действительно появились острые края? Сквозь завитки раскраски труднее всего было прочитать выражение лица Бенина.
— Привет, — радостно произнес Майлз. — Вы, э-э, подождали, сэр. Благодарю, хотя я не думаю что вам стоило себя утруждать.
Брови Форобьева поднялись в легком, ироническом сомнении.
— Вам оказали необычайную честь, лорд Форкосиган, — заявил Бенин, кивнув головой в сторону Звездных Яслей.
— Да, хаут Райан очень любезная леди. Надеюсь, я не слишком утомил ее своими расспросами.
— И получили ответы на все? — поинтересовался Бенин. — Вас действительно выделяют.
Никто не смог бы ошибиться, что в этом замечании прозвучала горечь, хотя никто, конечно, не мешал оставить ее без внимания.
— О, и да и нет. Это такое пленительное место, но, боюсь, его технологии не в силах удовлетворить мои потребности в лечении. Наверное, мне ничего не остается, как еще раз подумать о продолжении хирургических операций. Мне не нравятся операции, они на удивление болезненны. — Он опечаленно моргнул.
Маз выглядела полной сочувствия; Форобьев выглядел просто немного угрюмо.
«Он начинает подозревать, что здесь происходит нечто странное. Черт».
На деле оба — Форобьев и Бенин — выглядели так, словно только присутствие друг друга удерживало их от того, чтобы прижать Майлза к ближайшей стенке и выкручивать ему руки до тех пор, пока из него не выделится хоть какая-нибудь правда.
— Если вы закончили, тогда я буду сопровождать вас до ворот, — заявил Бенин.
— Да. Нас ждет посольская машина, лорд Форкосиган, — многозначительно добавил Форобьев.
Они послушно последовали за Бенином по дорожке, которую он указал. — Все же, настоящей честью для нас сегодня было получить возможность услышать все эти стихи, — пробормотал Майлз. — А как ваши дела, гем-полковник? Имеется ли какой-либо прогресс в вашем расследовании?
Бенин скривил губы.
— Само собой оно не упрощается, — буркнул он.
«Держу пари, что нет».
К сожалению, а возможно и к счастью, сейчас было ни время и ни место, чтобы два профессионала из СБ почувствовали себя раскованно и могли откровенно поговорить.
— О, боже! — произнесла Маз, и все остановились чтобы посмотреть на представление, которое развернул перед ними изгиб тропинки. Это была небольшая искусственная лощина, окруженная леском. В сумерках среди деревьев и вдоль ручейка были разброшены сотни крошечных светящихся древесных лягушек, разнообразно окрашенных, словно фантики конфет, и все они пели. Они пели в хоре , с безупречной чистотой. Один аккорд поднимался и сходил на нет, чтобы сменится другим. Свечение этих созданий усиливалось и ослабевало в унисон пению так, что развитие каждой чистой ноты можно было проследить не только на слух, но и глазами. Акустика лощины разносила по округе почти что музыку с высокой синергетикой звучания. Казалось, мозг Майлза стал замертво на целых три минуты, любуясь абсурдной красотой всего этого, пока несколько покашливаний Форобьева не разбили заклятья, и их группа двинулась вновь.
За пределами купола, ночь в центре столицы была теплой, влажной и яркой от огней, гудевшей от обилия действующего на подсознание шума ее жизни. Ночь и город, раскинувшиеся до горизонта и дальше.
— Я впечатлен роскошью хаутов, но теперь я осознаю масштабы экономической базы, на которую она опирается, — заметил Майлз Бенину.
— Конечно, — ответил Бенин с легкой ухмылкой. — Я полагаю, средний размер налогов на душу населения на Цетаганде вдвое меньше, чем на Барраяре. Как я слышал, у нас говорят, что император возделывает экономическое процветание своих подданных словно сад.
Бенин не обладал иммунитетом к цетагандийскому стремлению во всем добиться над другими превосходства. Дома налоги всегда были темой жестоких гражданских споров.
— Боюсь, так, — ответил Майлз. — Нам приходится равняться на ваши вооруженные силы, располагая меньше чем четвертью ресурсов по сравнению с вами. — Он прикусил язык, чтоб не добавить: «К счастью, это не трудно» — или что-нибудь еще столь же лживое.
Хотя, Бенин был прав, размышлял Майлз, когда посольский аэрокар поднялся над столицей. Любой затрепетал бы перед огромной серебряной полусферой, пока не посмотрел бы на город, простирающийся на сотни километров во все стороны, не говоря уж об остальной планете и еще о семи мирах, и не сделал бы несколько простых вычислений. Небесный Сад был цветком, но корни его лежали в другом месте — в контроле хаутов и гемов над всеми остальными аспектами экономики. Великий Ключ неожиданно показался крошечным рычажком, с помощью которого кто-то пытается сдвинуть этот мир.
