и освещенный гроздьями электрических ламп, был не слишком большим. В нем молча ожидало около тридцати файа, очевидно, тоже приглашенных на выступление правителя. Элари никогда не бывал на столь важных собраниях, и ему стало тут неуютно.
Через несколько минут появился сам Атхим Ир, но он не впечатлил его, - высокий, сильный и красивый юноша очень походил на Суру. Элари никому не посмел бы в этом признаться, но все файа казались ему пока на одно лицо. Правитель был в длинном темном одеянии, богато украшенном синим и золотым, но с короткими, по локти, рукавами, что придавало ему несколько свирепый вид, - словно он, закатав рукава, решил сам поучить уму-разуму непонятливых подданных. Его любимая и соправительница, Иситтала Меттхай-Ир, была одета так же, - рослая, крепкая девушка с красивым высокомерным лицом. Элари она показалась строгим врачом, который при случае не прочь помучить своих пациентов. Она со скучающим видом оглядывала зал, потом остановила взгляд на нем, - наверное, потому, что его светлое лицо было здесь единственным. Юноша начал мяться, не зная, куда деть руки, и вдруг Иситтала подмигнула ему. Элари ощутил, как непонятно почему густой румянец пополз по лицу и предплечьям. Он спешно спрятал руки за спину, и тут заговорил Атхим Ир - негромко, но внятно. Юноша, увы, понимал лишь интонации, - спокойные, печальные и чуть-чуть насмешливые интонации мечтателя, привыкшего всю жизнь озвучивать чужие решения.
Суру пытался переводить ему шепотом, но не поспевал за речью и Элари путался в обрывках. Как он понял, это было что-то вроде напутствия командирам взводов, - все они собрались здесь. Маленькая армия файа не изобиловала офицерскими званиями, - лейтенанты, капитаны и майоры. Даже выступавший здесь главнокомандующий носил звание полковника. Поскольку лишь лейтенанты сами вели солдат в бой, он обращался прямо к ним. Элари не мог понять, зачем его сюда пригласили, - он в жизни не держал в руках настоящего оружия.
Насколько он смог разобрать торопливый шепот друга, новости были невеселыми. Самое плохое, - никто не знал, каковы силы и намерения противника. Си-Круана пала. Все, кто был в ней, погибли, или, большей частью, были превращены сурами в живые консервы. Они могла попасть сюда лишь с запада, посуху, в обход моря, кипевшего осенними бурями. Путь по суше занимал не меньше двух месяцев, и сурами не стоило ждать раньше. Ими двигали явно не поиски пищи, очень редкой в этом пустынном краю, а желание окончательно очистить Айтулари от других рас. Неизвестно, насколько могли сократить их армию бури и голод, но в любом случае, сюда их дойдет несколько десятков тысяч. К тому же, перед ними шли люди, беженцы из Си-Круаны, - десятки тысяч, тоже настроенные отнюдь не дружелюбно.
Положение же файа было скверным. Половина их армии, - гарнизоны Ай-Курьеха и Си-Круаны, - уже погибла, сурами захватили весь южный берег Нанг-Ламина, гарнизоны в Лабахэйто были отрезаны и должны были один за другим погибнуть в безнадежной осаде. В Байгаре осталось лишь пятьсот солдат с винтовками. С такими силами нечего было и надеяться на успешную защиту города, - это уже не имело бы смысла. Достаточно нападающим разорить поля, разрушить оросительные системы, - и все защитники умрут сами, от голода. Единственное, что оставалось файа, - послать все силы навстречу приближавшейся орде и встретить её на дальних подступах. Их отрядам предстояло нападать из засад, внезапно, ночами, - и уничтожать обозы с продовольствием. Без него нападающие умрут с голоду или повернут назад.
Атхим Ир не скрывал, что при таком неравенстве сил шансы на успех ничтожны. Практически, все, собравшиеся здесь, и все их подчиненные шли на верную смерть, чтобы спасти город. В случае разгрома армии оставалось защищать столицу силами её населения, но все понимали, что это будет уже агония.
"Интересно, где ещё двести солдат? - подумал юноша. - Наверняка, в Лангпари. Если не задержать сурами у Байгары, ещё через месяц-полтора они будут там. И тогда всё. Конец. Точка".
В этот миг он вздрогнул. Правитель заговорил на родном языке Элари - о том, что его друг подлежит казни.
8.
Иситтала прервала чтение приговора, грубо дернув Атхима за рукав, словно строгая мамаша. Похоже, здесь мало кто его уважал, - в зале захихикали. Правитель растерялся и смолк, смутившись как мальчишка, каким он, в сущности, и был, - Элари не дал бы ему больше двадцати пяти лет. Вместо него заговорила Иситтала, - закрыв глаза, Элари бы поклялся, что говорит светлолицая девушка, а не смуглая дочь пустыни.
- Я не посмею упрекнуть никого из вас в трусости. Однако, ваш товарищ Атхей Суру дважды бежал с поля боя, бросив своих солдат. Такое дважды заслуживает смерти, но: первый раз он бежал ради жизни друга, который сражался вместе с ним, и сейчас стоит перед вами.
Тридцать пар любопытных глаз сошлись на Элари, пытаясь отыскать в нем нечто особенное. Юноше стало очень неуютно. Когда он заметил, что Суру здесь нет, то с ужасом подумал, что его друг сбежал в третий раз, который ему уж точно не простят.
- Второй раз он бежал, не в силах делать то, что нам велит долг, но что противно нашей сути. Такое можно понять и простить, но ещё он убил лучшего друга этого юноши, - убил на его глазах, - и поэтому виновен перед ним, а не перед нами. Примешь ли ты искупление кровью, Айскин Элари?
- Да, - совершенно не представляя, о чем идет речь, ответил юноша. По его позвоночнику пробежал неприятный холодок. Не обрек ли он друга на смерть?
- Быть по сему.
Вдруг в зале стало очень тихо. Проследив за направлением взглядов, он увидел Суру. Тот показался в одном из темных боковых проходов и теперь шел к нему, странно покачиваясь, явно нетвердо держась на ногах. Обеими руками он сжимал синюю чашу из глянцевитой керамики, украшенной странным узором. В чаше плескалось что-то красное... с недавних пор Элари был очень хорошо знаком этот цвет - кровь.
Лицо Суру, всего несколько минут назад смуглое, стало пепельно-серым, и, увидев его левое запястье, обмотанное тканью, Элари догадался, чья это кровь. Её было много, - ровно столько, сколько может отдать файа, ещё оставаясь на ногах. Юноше вдруг стало страшно. Он почувствовал, как слабеют ноги.
