— Плазменная атака, — пробормотала она про себя. — Должно быть, силовые экраны перегружены.
Корабль сотряс мощнейший удар. Ее швырнуло с койки в полную темноту, тишину и невесомость. Прямое попадание! Корделия рикошетом отлетела от дальней стены, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться, больно ударилась локтем об… стену? пол? потолок? Вскрикнув от боли, она снова зависла в воздухе. «Дружественный обстрел, — подумала Корделия на грани истерики. — Меня убьют свои. Идеальный конец для моей военной карьеры…»
Она стиснула зубы и напряженно прислушалась.
Здесь слишком тихо. А если весь воздух вышел? Ей представилась ужасная картина: в живых осталась только она одна, запертая в этом черном ящике и обреченная плавать в нем, дожидаясь неминуемой гибели от холода или удушья. Эта камера станет ее саркофагом, который спустя много месяцев распечатает какая-нибудь уборочная команда.
И еще более ужасная мысль: была ли задета ходовая рубка? Нервный центр корабля, куда наверняка метили эскобарцы и где, без сомнения, находился Форкосиган… Может, он был раздавлен летящими обломками, заморожен в вакууме, сгорел в плазменном огне, раздавлен смятыми переборками?
Наконец ее пальцы нащупали какую-то поверхность, и она пошарила в поисках чего-нибудь, за что можно было бы уцепиться. Угол: хорошо. Она пристроилась там, свернувшись калачиком.
Неизвестно сколько времени пробыла она в этом стигийском мраке. Из пылающих легких вырывалось прерывистое дыхание, руки и ноги дрожали от непрерывных усилий, требовавшихся для того, чтобы удержаться за поверхность. Затем корабль вдруг застонал, и в камере вспыхнул свет.
«О, дьявольщина, это же потолок».
Вернувшаяся сила тяжести швырнула ее на пол. В левой руке вспыхнула резкая боль, затем пришло оцепенение. Корделия кое-как доползла до койки и притулилась там, мертвой хваткой вцепившись в прутья спинки правой рукой и еще на всякий случай зацепив их ногой.
Ничего не происходило. Она ждала. Ее оранжевая рубашка отчего-то стала мокрой. Поглядев на свою левую руку, она увидела осколок розовато-желтой кости, выглядывающий из открытого перелома, и сочившуюся из раны кровь. Корделия неловко стянула с себя рубашку и обмотала ею руку, чтобы остановить кровотечение. Давление пробудило боль. Она попыталась позвать на помощь — чисто ради эксперимента. Камера наверняка должна быть под наблюдением.
Никто не пришел. Следующие несколько часов разнообразила свой эксперимент, пробуя то кричать, то убеждать, то колотить в дверь и стены здоровой рукой, а то просто сидела на койке, плача от боли. Сила тяжести и свет выключались еще несколько раз. Наконец она испытала знакомое ощущение, словно бы ее внутренности макнули в банку с клеем — признак перехода через пространственно-временной туннель; после этого никакой болтанки больше не наблюдалось.
Дверь камеры распахнулась настолько неожиданно, что потрясенная Корделия отпрянула, стукнувшись об стену головой. Но это оказался лейтенант, возглавлявший охрану гауптвахты, с одним из медиков. У лейтенанта на лбу багровела шишка размером с куриное яйцо; медик выглядел вконец измученным.
— Второй по тяжести случай, — сказал лейтенант фельдшеру. — После этого можете просто обойти все камеры по порядку.
Бледная и слишком усталая, чтобы разговаривать, Корделия молча развернула руку для осмотра и перевязки. Медику, при всем его профессионализме, недоставало деликатности главного хирурга. Она едва не потеряла сознание, прежде чем ей наложили пластик.
Новых признаков атаки не было. Через отверстие в стене ей была доставлена свежая тюремная пижама. Спустя два пайка Корделия ощутила очередной нуль-переход. Мысли ее непрерывно крутились в колесе страхов; засыпая, она видела сны, и все они были кошмарами.
Наконец объявился лейтенант Иллиан, которому вместе с одним из охранников выпало сопровождать ее. Обрадовавшись при виде знакомого лица, она едва не расцеловала его. Вместо этого она застенчиво откашлялась и спросила (как она надеялась, достаточно небрежным тоном):
— Коммодор Форкосиган не пострадал во время атаки?
Его брови поехали вверх, и он бросил на нее любопытно-озадаченный взгляд.
— Нет, конечно.
Конечно. Конечно. Это «конечно» подразумевало, что он не получил ни царапины. На глаза навернулись слезы облегчения, которые она попыталась скрыть под маской холодного профессионального интереса.
— Куда вы меня забираете? — полюбопытствовала она, когда они вышли с гауптвахты и зашагали по коридору.
— На катер. Вас переправляют в лагерь для военнопленных на планете — поживете там, пока будут идти переговоры об обмене пленными. А потом вас отправят домой.
— Домой! А как же война?
— Закончилась.
— Закончилась! — Она попыталась освоиться с этой мыслью. — Закончилась. Вот это скорость. Почему же эскобарцы не развивают свой успех?
— Не могут. Мы запечатали нуль-переход.
— Запечатали? Не блокировали?
Он кивнул.
— Как, черт побери, можно запечатать туннель?
— В некотором смысле это очень старая идея. Брандеры.
— Как это?
— Посылаете корабль в туннель и аннигилируете его в средней точке между выходами. Возникает резонанс, и в течение нескольких недель просочиться через туннель будет невозможно. До тех пор, пока колебания не утихнут.
Корделия присвистнула. — Ловко… и почему мы до этого не додумались? А как вы спасаете пилота?
— Может, поэтому и не додумались. Мы его не спасаем.
— Боже… ну и смерть. — В ее воображении мгновенно возникла яркая и отчетливая картина.
— Они были добровольцами.
Корделия ошеломленно покачала головой:
— Только барраярцы… — Она решила подыскать менее пугающую тему для разговора. — А много у вас военнопленных?
— Не очень. Может, сотня наберется. А на Эскобаре осталось одиннадцать тысяч наших десантников. Мы попытаемся обменять вас в соотношении больше, чем десять к одному, так что вы представляете для нас немалую ценность.
Иллюминаторов в катере для пленных не было. Вместе с Корделией летели еще двое — помощник инженера с ее корабля и та темноволосая эскобарская девушка, что была в ее камере. Техник жаждал обменяться впечатлениями, хотя у него самого было их не так уж много — все это время он проторчал в камере вместе с тремя остальными членами их экипажа, которых уже переправили на планету днем ранее.
Эскобарианке — красивой молоденькой девушке в звании мичмана, попавшей в плен два месяца назад, когда ее корабль вышел из строя во время боя за нуль-переход к Колонии Бета, — вообще было почти не о чем рассказывать.
