Иные из сапрониевых рабов попросили оружие и примкнули к повстанцам, защищавшим лагерь. Но десяток рабов-музыкантов, как только убежал Сапроний, вытащили из погреба господское вино и пили до тех пор, пока оно не пошло из них обратно. Перепуганные танцовщицы заперлись, затаились. Пьяные музыканты, шляясь по дому, обнаружили их убежище, стали с хохотом ломиться. Женщины подняли такой визг, что у коновязей тревожно заржали, забили копытами лошади. Дверь затрещала, рухнула. На шум прибежали воины из охраны Эхиара, с ними и Горгий.
Так-то и свели снова всемогущие боги Горгия с Астурдой. Без разбора тыча древком копья в пьяные морды и потные тела, Горгий проложил себе дорогу, вывел Астурду во двор.
Как бы не веря своим глазам, Астурда провела ладонью по щеке Горгия. Он поймал ее руку, задержал – и тогда она несмело улыбнулась ему.
– Ты поседел, – сказала она. – Я слышала – в городе говорили про тебя плохое.
– А ты и поверила? – усмехнулся Горгий.
– Я плакала. Боялась – не увижу тебя больше. Ты теперь свободен?
Она засыпала его вопросами, а он не знал толком, что ответить. Вроде бы свободен, а далеко не уйдешь. И опять она заговорила про свое племя, про стада своих родичей с мудреными именами, про кочевую жизнь на приволье.
Он пытался объяснить ей, что идет война и сейчас ни куда из окруженного лагеря не уйти. Но разве что втолкуешь перепуганной женщине?
Он взял ее за руку и повел во внутренние покои. Им навстречу выскочил Диомед. Прищурился на Астурду, сказал:
– Где тебя носит, хозяин? Иди скорее, с Молчуном неладно.
Эхиар смеялся. Он сидел на груде мягких подстилок в спальне Сапрония, раскачиваясь из стороны в сторону, и слезы текли по его щекам, но спутанной бороде. Смеялся, тряс головой, а глаза у него были тусклые, мертвые. Нехороший это был смех. Хоть и не работал он на руднике голубого серебра, но много лет подряд выплавлял его по крупицам из очищенной руды, и горные духи, видно, настигли Эхиара здесь, вдали от его потайного горна.
Горгий поцокал языком, сказал:
– Принеси воды.
Астурда выбежала во двор, к бассейну, вернулась с кувшином. Эхиар вертел головой, вода не попадала ему в рот, лилась на белую одежду. Астурда опустилась на колени, гладила его по голове, как ребенка, приговаривала что-то ласковое. И понемногу старик успокоился, взгляд его, устремленный на женщину, прояснился. Смех перешел в икоту, потом Эхиар повалился на подстилки, затих. Дыхание его было хриплым, прерывистым.
– Кто этот дедушка? – спросила Астурда. – Что с ним?
Горгий пожал плечами. А Диомед проворчал:
– Веселая болезнь.
Со двора донесся сердитый голос Ретобона – он распекал рабов за бесчинства, угрожал кому-то плетьми. Тяжелые шаги, звон оружия – Ретобон, сопровождаемый помощниками, вошел в спальню. Его худое лицо помрачнело, когда Горгий рассказал о болезни Эхиара.
– Никому об этом ни слова, – распорядился Ретобон. – Ты, грек, отвечаешь головой. Никого сюда не пускать. – Он посмотрел на Астурду, отрывисто спросил: – Что за женщина?
Горгий ответил не сразу. Потом решился:
– Моя жена... – И, встретив недоуменный взгляд Ретобона, добавил: – Она умеет ухаживать за больными.
К вечеру Эхиару полегчало, разум его прояснился. Он стоял у зарешеченного окна, глядел на темнеющий лес, прислушивался к голосам воинов, ржанию коней, воплям дерущихся котов. Горгий подошел к старику, стал объяснять, где они находятся, и чей это дом, и что происходит вокруг.
– Хочу посмотреть на Тартесс, – сказал Эхиар. – В какой он стороне?
– Отсюда не увидишь. С крыши, может быть...
– Проведи меня, – властно сказал Эхиар.
Вдали, за верхушками деревьев, розовея в закатном солнце, сверкал серебряный купол храма. Чуть левее вырисовывался многозубчатый верх башни Пришествия. Опершись темными, в синих переплетениях вен руками на перила, Эхиар долго смотрел на вершины тартесских святынь. Глаза его слезились – должно быть, от ветра.
Горгию наскучило торчать на крыше.
– Пойдем вниз, – сказал он. – Астурда хочет напоить тебя кислым молоком. А то ты уже третий день...
Он умолк, прислушиваясь к бормотанию Эхиара, пытаясь разобрать слова. Но, видно, Эхиар говорил не по-тартесски. Речь его, изобилующая шипящими, напоминала звук весла в кожаной уключине. Молится, что ли, подумал Горгий и, присев на корточки, стал терпеливо ждать. С огорчением подумал, что давно не приносил жертвы богам – нечего было жертвовать да и негде. Не мог же привлечь обоняние богов запах жалкой рабской похлебки. Надо бы пошарить по дому – не осталось ли чего подходящего для жертвы...
– Какой нынче день? – спросил Эхиар, не оборачиваясь.
– Я веду счет времени по-гречески, – ответил Горгий, поднимаясь. – Но слышал от ваших, что через три дня будет праздник Нетона, или как там вашего главного бога зовут...
– Нетон – великий бог богов, – резко сказал Эхиар. – Имя его надо произносить со страхом.
Горгию стало обидно за своих богов.
– Наш Зевс Керавногерет [собиратель молний (греч.)] главнее всех богов, – сказал он. – Он может такую грозу наслать, что...
– Замолчи, неразумный младенец, – прервал его Эхиар. – Откуда вам, грекам, знать, как ужасен гнев Нетона... как вспучивается и разверзается земля, поглощая дворцы и города... как вырываются из недр огненные реки, сжигая, испепеляя целые царства... как уходят в морскую пучину огромные острова и только волны выше гор ходят там, где прежде была земля...
Горгий воззрился на старика.
– Где ты видел такую катастрофу? – недоверчиво спросил он.
– Никто из ныне живущих не видел. Это было много веков назад. – Эхиар простер руку в ту сторону, где за деревьями пылал пожар заката. – Там лежали эти земли. В Океане. Когда-то им принадлежал весь мир.
– Чем же они разгневали Нетона?
– Ненавистью.
– Ненавистью? Они возненавидели своего бога?
– Ты задаешь глупые вопросы. – Эхиар вытер полой слезящиеся глаза. – Нетон дал им все, чего мог пожелать смертный. Их земли процветали, их женщины были прекрасны, а рабы искусны и послушны. Их оружие было непобедимо. Их мудрецы научились копить голубое серебро и старались проникнуть в его суть, ибо Нетон вложил в голубое серебро великую тайну. Но в своем тщеславии они преступили черту дозволенного. Они накопили голубого серебра сверх меры и стали украшать им не только храмы, но и оружие. Царство пошло войной на царство, посевы были вытоптаны и залиты кровью, и люди обезумели от крови и ненависти. И тогда Нетон жестоко покарал их. Великие царства погибли от огня и погрузились в Океан. Позже других погибла земля, что лежала недалеко отсюда. Спаслась лишь ничтожная горстка людей.
