Первое, что поражает в Риме, – это какофония звуков. Автомобилисты, мотоциклисты – все сигналят, все совершают какие-то сложные маневры, чтобы вырваться из плотно движущейся массы, а тут еще пешеходы пытаются перейти улицу. И разница с Москвой: у нас норовят тебя задавить, а в Риме грациозно пропускают: «прего» («пожалуйста»), проходи, я свое еще наверстаю. Такая авто- и мотогалантность весьма приятна. Кстати, итальянцы, какие они? Вопрос не простой.
Итальянский публицист Энцо Бьяджи свою популярную книгу об Италии начал с парадоксальной фразы: «Итальянцев не существует». Те, кого обычно так
называют, на самом деле, утверждает он, являются тосканцами, сицилийцами, сардами, пьемонтцами, жителями Калабрии и т. д. Ведь долгое время страна развивалась как конгломерат мелких, раздробленных государств и городов-республик. Различие существует даже антропологическое. В Венеции, например, можно встретить блондинов, которых легко спутать с немцами, а в Сицилии (увы, я там не был) есть итальянцы, которых можно вполне принять за арабов. Отсюда и диалекты. Даже великий полиглот кардинал Джузеппе Гаспарре Медзофанти, говоривший на 114 языках, не знал всех итальянских диалектов.
Известно, что у каждого народа есть своя репутация: англичан считают хранителями традиций, американцев – деловыми людьми, прагматиками («мейк мани») и т. д. А итальянцы слывут прожигателями жизни, которым выпала удача родиться в стране, где круглый год светит солнце, а деревья ломятся под тяжестью апельсинов. Многие в мире считают итальянцев людьми легкомысленными: им бы только попеть да понежиться. Но это не так.
«Итальянцы – это не нация, это профессия, – шутливо заявляет эссеист Эннио Флайано, – причем профессия удобная: для нее не надо учиться, она достается по наследству». Быть итальянцем, по его мнению, – это оставаться такими, какими они были на протяжении последних столетий, то есть научиться «приспосабливаться и выживать в самых трудных условиях».
В итоге итальянцы приспособились. Выжили. И преуспели. И снова невольно возникает вопрос: а мы?.. От риторического вопроса вернемся все же в Рим, а то, не дай Бог, заговорим о политике, о партиях, о коммунистах. Вот об этом не надо. Давайте исключительно о красоте. А красота – это Рим.
«Влюбляешься в Рим очень медленно, понемногу – и уж на всю жизнь», – признавался в одном из писем Гоголь. Жил он тогда межцу двумя площадями – Испании и Барберини, на виа Сикстина. На доме висит памятная доска. Николай Васильевич, как все знаменитые русские, любил бывать в кафе «Антико Греко».
Кафе более 200 лет. Помимо русских классиков, здесь сиживал великий авантюрист Джакомо Казанова. Кафе роскошное – мраморные столики, фарфоровые чашки, картины на стенах, зеркала, скульптуры. Выпить здесь капуччино и съесть за стойкой бриошь не так уж и дорого. Впрочем, не будем говорить и о презренном металле, лучше о вечности и красоте.
Ансамбль Капитолийской площаци (сердце античного Рима) оформлял Микеланджело. Ее увенчала бронзовая статуя императора-философа Марка Аврелия. Площадь вымощена кирпичом и травертином, уложенным в красивый звездообразный круговой узор. Внизу Капитолийского холма лежит Форум – музей под открытым небом. Руины. Но какие руины!.. Камни сената помнят неутоленное тщеславие, злобную зависть, непримиримое соперничество, неуемное властолюбие и жестокость – обо всем этом можно прочесть в произведениях Цицерона и Плиния Младшего. Здесь закололи Цезаря. Здесь прозвучал сакраментальный вопрос: «И ты, Брут?..» Чего только не происходило в том далеком Древнем Риме! А сейчас тишина и все погружено в легкую фиолетовую дымку. Где-то кипят новые политические страсти, но будут ли они величественны и грандиозны, как минувшие? Увы, личности мельчают. Титанов больше нет. Мировая трагедия постепенно переходит в пошлый фарс, и это не только в России.
А вот и Колизей, многократно тиражированный на экране и на картинах. Въяве он поражает своей величественной суровостью. Огромный эллипс: высота 57 метров, 627 м по окружности. Стоишь перед этим заснувшим чудовищем, и в воображении возникают сцены, которые разыгрывались на арене Колизея: разъяренные звери, бои гладиаторов, а в ложах патриции, жаждущие зрелищ…
Разве знает Италия,
что она значит для нас?
Колизей, в черной оспе и ранах,
Прогибайся, круглись,
черный кратер, остывший у глаз,
Мы расскажем тебе
о великих вождях и тиранах.
Твой трехъярусный,
арочный вздрогнет
трехгорный каркас…
Так писал петербургский поэт Александр Кушнер. И действительно, нам, русским, есть что поведать даже Колизею: у нас были свои нероны и калигулы, свои вожди и тираны, рекой лилась кровь, и всегда было больше зрелищ (если под ними подразумевать события), чем хлеба.
Муза странствий и туризма влечет нас дальше. Арка Константина. Собор Санта Мария Маджоре. Пантеон. Площадь Навона. Здесь возвышается церковь Св. Агнессы и грандиозный фонтан Четырех Рек, сложная скульптурная композиция Джованни Лоренцо Бернини. Фонтанов в Риме множество, и один оригинальнее и монументальнее другого. Но, пожалуй, главнейший – фонтан Треви (1730-1770). Фонтан является одновременно фасадом Палаццо Поли и питается водой античного водопровода. Фонтан Треви знают почти все по фильму Феллини «Сладкая жизнь». Но в реальности он, конечно, ярче, переливчатее и мощнее, чем на экране. Вокруг него великое множество народа, зачарованно глядящего на его струи.
Есть поверье, что если бросить монетку в фонтан Треви, то обязательно вернешься в Рим. То и дело летят в воду металлические кружочки.
– А если у меня нет? – спросила почтенная соотечественница.
– Тогда бросайте облигации государственного займа, – ответил я.
Площадь Испании с ее знаменитой лестницей (135 ступеней) – так же, как и фонтан Треви, излюбленное место для съемок кинематографистов. На ней сидят. Курят. Разговаривают. Целуются. «Ла дольче вита!» Сладкая жизнь в Риме!..
Финал каприччо
Если бы я был музыкантом, то к своим заметкам- эссе приложил бы ноты Джироламо Фрескобальди,
чтобы прозвучало какое-нибудь томяще сладкое каприччо в знак прощания с Италией. О ней я не рассказал и тысячной доли того, что мог бы: края книжных страниц, как секира, отсекают все детали и подробности. А ведь еще был Ватикан! Со своими бесчисленными музеями: Этрусским, Египетским, Кьярамонти, залом Рафаэля и т. п. Гид ведет группу по бесконечной анфиладе залов и все время приговаривает: «А сейчас будет Сикстина Капелла». Раздавленные красотой и усталостью, мы бредем из зала в зал, но Сикстинской Капеллы нет и нет, а когда она наконец возникла, то все рухнули на скамейки и, задрав головы, стали рассматривать потолки. Лицезрением их мы занимались ровно 20 минут и, конечно, не могли оценить все детали творений Микеланджело, Рафаэля, Перуджино, Боттичелли и других великих мастеров. Фреска Микеланджело «Страшный суд» вконец придавила рашен-туристов. Но может быть, нам предстоит наш российский «Страшный суд», который будет пострашнее?..
