«Точно. Эта планетка – сплошной дурдом на прогулке. Скорее бы космопорт…»
«Подплываем уж…»
«Бывай, абориген. Дружеский совет – глазенки имплан-тируй сегодня же, в крайнем случае завтра. Займи денег, укради, где хочешь возьми. Зрение тебе пригодится вскоре. Настанет час, и житуха будет суровая, непритязательная, тяжкая, как и положено в смутные переходные времена, и тебе понадобятся все чувства, какие у человека возможны…»
– Кто вы?! – закричал Юрий. Вслух, наверняка перепугав сидящих рядом. И абсолютная ТЕМНОТА, в которой он впервые в жизни оказался, вдруг расцветилась вспышками! Словно кто-то бросил ему в лицо горсть серебристых блесток, превратив сплошную биоэнергетическую непроглядность в звездное небо.
«Нос тебе тоже понадобится… – сказала девушка. – Так что лучше уж молчи…»
И он явственно ощутил, как губы мягко, но непреклонно прикрыла чья-то незримая ладонь. Пальцы почему-то пахли свежепролитой кровью. Или ему это показалось?..
И длинная гибкая «анаконда» пришвартовалась правым бортом, с чмоканьем приникнув устьями люков к причалу космопорта, и они выскочили и канули в соединительном туннеле, а сочлененка отстыковалась и скользнула в кипящую лаву Огненного океана, следуя своим маршрутом, и когда НАСТУПИЛО ВРЕМЯ ПЕРЕХОДА, Юрий вспомнил совет невероятного попутчика.
И горько пожалел, что не последовал ему своевременно.
Послезавтра – было уже поздно. Как оказалось.
– …Они стояли на сорок второй улице и дышали воздухом для избранных – его было так мало, что могло хватить одновременно лишь на несколько человек… Так говорил Фрэнсис Скотт Фитцджеральд. Когда-то я был его поклонником.
– Интересные ассоциации у тебя вызывает эта атмосферка. – Она огляделась по сторонам. Хмурые, озабоченные люди, сплошь эрсеры обоих полов, совсем не глядя вверх и почти не глядя по сторонам, сновали туда-сюда. – А знаешь, где это, сорок вторая улица?
– Родина.
– Точно. Это в Нью-Йорке. Некогда этот мегаполис был столицей Земли. Еще в докосмическую эпоху…
– Известная категория англичан вспоена столь насыщенным экстрактом антисоциальности, что все уродства Нью-Йорка по сравнению с этим кажутся нездоровьем ребенка, объевшегося мороженым… Так говорил Фрэнсис Скотт Фитцджеральд.
Похоже, он жил в столице и знал, что говорит. Но почему он так не любил этих англичан?
– НАШ человек. Вечно мы грыземся меж собой. Не изменились мы ни на йоту с докосмических времен. Причем чем ближе корни племен, тем лютее грызня, тем быстрее нарастает ком взаимных претензий! Афиняне и македоняне, римляне и неаполитанцы, американеры и британцы, хайлендеры и опять же англичане, великороссы и малороссы, франки и провансальцы, шведы и норвежцы, сербы и хорваты, хаза-рейцы и пуштуны, марсианеры и ганимедцы, тенги и транги, чибиане и катранцы…
– Стой, стой! Загрузила… Слушай, а они вообще-то были, эти времена? Мне иногда кажется, что такого просто не может быть чтобы НАС – да не было в космосе?!
– НЕ БЫЛО. Ты уж поверь мне. – Заявила она. Очень уверенным тоном, словно собственной персоной жила ТОГДА.
Он посмотрел на нее удивленно. Но промолчал. Исподлобья огляделся.
Массивные громады небоскребов мегаполиса Нова Гдыня, что в мире Крайова Полония, мрачными скалами нависали над узким каньоном улицы, создавая полнейшую иллюзию возврата в прошлое. На Древней Земле было полным-полно таких городов, где в скученности, убогости и тесноте прозябали миллиарды людей. Эффективное спасение от собственной живучести земляне смогли отыскать только за пределами родной планеты.
* * *
И свершился Уход-В-Небо…
– Знаешь, у меня ощущение, что мы с тобой похожи на вышеупомянутых англичан, – вдруг сказала она. Они продолжали неспешно продвигаться к станции сабвея, светящееся красное «М» которой виднелось за полквартала, тонким столбом вознесенное высоко над головами. Шагали они по самому краю тротуара, чуть ли не в полуметре от бесшумно проносящихся мимо гравикаров, и потому им удавалось избегать столкновений с местными обитателями; идя в гуще толпы, они каким-то образом ухитрялись не растворяться в ней! – Ведь, по сути, наше безумное путешествие…
– Можешь остановиться! – резко оборвал он ее. – Тебя никто не тащит за шкирку. Это у меня выбора НЕТ.
– Я понимаю… – Она вздохнула и тронула его за рукав. – Ты прекрасно знаешь, у меня его тоже…
– У тебя он по крайней мере был. У меня – и не было. – ОН ускорил шаг.
Она приостановилась; проводила раздумчивым взглядом удаляющуюся широкую спину. Плавно повела левой рукой, повесив в сыром воздухе демоголо; «из рукава» мешковатого комбинезона, спроецированные браслетом сетевого терминала, выскочили строчки букв и сложились в длинный столбец…
У всех, наверно, есть из нас,
Жизнь измеряющих годами,
Событиями или делами,
Раскаянья заветный час.
Душа вдруг места не находит,
В смятении ты сам не свой,
Как будто болью головной
Тебя неясностью изводит.
И нерешительность кляня,
Обрывки мыслей собирая,
То находя смысл, то теряя,
Вдруг спрашиваешь:
«Кто же я? А что я сделал? Что успел?
А все ль вокруг я замечал?
Кого обидел? Где смолчал?
Что проглядел средь вечных дел?»…
И вспомнишь всех, кого ты знал,
Кого любил, кем восхищался,
Кого ты обойти старался,
Кого открыто презирал.
Ты вдруг почувствуешь вину
За сотни слов произнесенных,
Обид, тобою не прощенных,
Быть может, мелочных к тому.
А после… После облегченье
Столь долгожданное придет,
В душе твоей произойдет,
В ее глубинах, очищенье.
А может, в этот самый час
Раскаянья перед собой
И назначается судьбой
Начало человека в нас?
Многие прохожие обратили внимание на проекцию – серые лица синхронно повернулись, внимая частице наследия. Скользнув по толпе презрительным взглядом, ОНА загадочно улыбнулась и тоже ускорила шаг, чтобы не отстать от партнера.
Последняя ленточка букв была шире, темнее остальных и состояла из четырех отрезков…
«ТАК ГОВОРИЛА ИРИНА УХОВА».
…седой человек с обветренным лицом сидел за соседним столиком, медленно, маленькими глотками он поглощал свою выпивку. Выражение на лице этом, не старом еще, но изрядно морщинистом, было таким, словно мужчина только что укокошил дюжину врагов и вот явился обмывать победу.
– Это один из тех необузданных пионеров, которые вновь принесут в наш одряхлевший мир буйную удаль салунов и публичных домовт дикого пограничья. – Высказался вдруг Славик, цепко оглядев колоритного парня.
– Ты думаешь, нашей старушке кто-то может разгорячить остывшую кровь? – спросила Элиша, вертя в тонких смуглых пальцах узкий бокал с вином.
