Дима опустил с плеч рюкзак; Барс неожиданно зашипел, пристально глядя в темный угол. В той стороне неожиданно зажглись два желтых глаза.
— Мальчики, не ссорьтесь! — Вмешалась бабушка, — Барсик, это Баюн — самый мудрый котик на свете! Не бойся, он не обидит.
«Я и не боюсь, — мысленно ответил Барс, — просто у нас так положено».
«Кем это положено и где? — В разговор вмешался еще один мысленный голос — низкий мужской баритон, — по мне так шипеть в гостях — это немного невежливо».
«Ну извини, — ответил Барс, — кто знал, что ты такой вот весь из себя интеллигентный».
Баюн фыркнул, и вышел из темного угла. Он оказался огромным черным котом, размером с пуму — только, пожалуй, чуть более упитанного сложения.
«Ладно, — сказал он, важно продефилировал мимо стола куда-то в сторону печки, — будем считать я сегодня добрый. Сам голодный небось, ага? Иди за мной, еду покажу. Ее даже ловить не придется», — Баюн захихикал.
Барс посмотрел на Диму; тот кивнул. После чего кот важно проследовал за Баюном.
«Еда здешняя знатная, — сказал Баюн, — даром что во сне харчишься — так вполне наяву брюхо набито будет!»
Барс облизнул вибриссы.
— Да вы присаживайтесь, ребятушки, — улыбнулась бабушка, — перекусить на дорожку-тропинку и вам не грех. А времени-то у нас маловато. Так что вы уж не серчайте, гости дорогие — но дела наши отлагательства не требуют. Так что вы как тот кот Васька со сметаной — слушайте, а больше смотрите, да ешьте.
Только оказавшись за столом Дима почувствовал, насколько голоден. В чугунном горшочке оказалось восхитительное жаркое с ароматными травами. Ощущение удовольствия от еды было таким острым, что хотелось зажмурить глаза, и наслаждаться ощущением, которое все длилось и длилось. Сахарные плюшки таяли во рту, идеально дополняя аромат травяного настоя, заменившего за столом чай.
— Ба-у-ка, — забыв о правилах этикета, Дима пытался сказать благодарности с набитым ртом.
— Тс-с-с! — Перебила его хозяйка, после чего извлекла откуда-то из складок одежды потрепанный пластиковый пульт от телевизора, и направила его в сторону древнего пучеглазого агрегата, так и продолжавшего показывать «снег», — смотрите!
— Но ведь пу… — Андрей хотел было возмутиться, что у такой старой модели не может быть пульта, но тут экран ожил.
Изображение было четким и контрастным, хотя и черно-белым. За широким черным столом сидели двое: мужчина и женщина восточной наружности. Дима узнал Джессику и Оракула.
— Во мен ваньцсюань бу нен чжэ ян цзо, — сказал Оракул.
— Бабушка, извините, — смог сказать Дима, удачно проглотив очередной кусок плюшки, — но мы не знаем китайского.
— Ах ты ж я растяпа, — бабушка всплеснула руками, снова извлекла пульт, и нажала пару кнопок.
— Этого мы сделать не сможем, — повторил Оракул на хорошем русском, — рассеянная энергия — это совсем не то, что остатки материального тела. Аннигиляция исключена, даже если мы отправим его в прошлое на два с половиной миллиарда лет. Фокус, который мы провернули с Ренегатом, тоже не пройдет, и ты это понимаешь.
— Понимаю, учитель, — кивнула Джессика, — получается, уговорить его добровольно спуститься в экспериментальную модель — это единственный шанс?
— Да, — кивнул Оракул, — это единственный шанс. Причем именно добровольно.
— Я постараюсь обойти момент невозможности возвращения, — сказала Джессика, — я не буду говорит о черной дыре. Пускай это будет абстрактная «сингулярность».
— Думаешь, он достаточно глуп, чтобы не понять, о чем идет речь? — Спросил Оракул.
— Даже если он не глуп — я достаточно умна, чтобы запутать его, и создать ощущение, что речь идет о некой абстрактной «сингулярности» или «складке пространства».
— Следующий тонкий момент — мы не знаем, что на самом деле там происходит, — заметил Оракул, — математические модели это одно, практика — это все же другое.
— Значит, мне придется создать очередную иллюзию, — сказала Джессика, — чтобы он поверил в реальность мира, о котором я ему расскажу. Чтобы и тени сомнения не возникло.
— Нужно сделать так, чтобы он как можно меньше времени провел на тропе. Ты уверен, что Александр и его новая кошка справятся?
— У нас нет выбора, — пожала плечами Джессика, — он ведь двойник Единения самого Ренегата. Это значит, к нам он приблизиться не сможет. А при случае, если нам очень повезет — их можно будет аннигилировать. Если Ренегат потеряет остатки своего тела — никаких шансов повлиять на нас у него больше не останется.
— То, что он двойник — ты считаешь это доказанным?
— Внешне они идентичны, — пожала плечами Джессика, и тут же поправилась, — то есть, были идентичны. Когда тело Ренегата было живо. Да и обстоятельства его появления в нашем поле зрения доказывают эту теорию. Мальчишка тянулся к отцу. И тропы его к нему и привели. Ну, то есть, почти к нему. К его двойнику. Тропы бывают неразборчивы в этом вопросе, такова уж их природа.
— Ребенок может убежать от вас сам достаточно далеко.
— Я сделаю так, чтобы это было исключено, учитель.
— Хорошо, — кивнул Оракул, — это правильно. Самый главный вопрос. Ты уверена, что экспериментальная модель окажется для Димы достаточно привлекательна?
Услышав свое имя, Дима встрепенулся. Разговор, до этого казавшийся каким-то набором бессмысленных утверждений, вдруг начал обретать контуры смысла.
— О чем это он? — Спросил Дима, — что за двойник? И что за отец?
— Тс-с-с! — Бабушка вместо ответа приложила указательный палец к губам, и указала на телевизор: мол, смотри дальше.
— Он уничтожает нашу вселенную, — пожала плечами Джессика, — очевидно, ему не нравится существующий вариант мироздания. И не так важно, чем это вызвано: происшествием с матерью. Той неприятной ситуации с другим мальчишкой, которого он запер в вакуумной камере так, что тот чуть не погиб. Эмоциональные следы воспоминаний об аннигилированных друзьях, сам принцип информационной супер-симметрии… все это неважно. Важно то, что он вцепится мертвой хваткой в любую альтернативу. Остатки его инстинкта выживания должны молить о таком шансе, и он его не упустит.
Дима почувствовал, как кусок вкуснейшей плюшки встал комком в горле; великолепный травяной настой вдруг потерял вкус. Бабушка смотрела на него большими прозрачными глазами, которые все понимали, и качала головой.
— Хорошо, — повторил Оракул, — и последний вопрос. Мне совсем не нравятся эти ребята с наведенными супер-способностями. Они не представляют прямой угрозы — но у них есть потенциал отрицания. Мне не хочется допустить развития второго Димы, когда мы справимся с этим кризисом.
— С девочкой вопрос можно считать решенным. Таня будет ждать Тоню, как только мы сойдем с троп. Они аннигилируют штатным образом. С Андреем немного сложнее, мы все еще ищем его двойника. Не так просто найти ходока, которому он вдруг оказался бы нужен. Если будет возможность, я бы попросила тебя, Оракул, поднять этот вопрос на Совете.
— На совете я буду требовать суда Тени для этих выскочек с Марсом и Фаэтоном, — ответил Оракул, — сама по себе ситуация беспрецедентная. Неизвестно, как поведет себя сообщество при временном отсутствии Тени. Так что нет, этот вопрос я поднимать не стану, будет не до него. Подчищать хвосты придется самим.
Оракул и Джессика исчезли с экрана; снова пошел «снег».
— Ба, я так поняла, это все было для Димки? — Уточнила Тоня, оторвавшись от очередной плюшки, — Димон, ты че-нить понял?
Дима сидел, округлив глаза, и уставившись невидящим взглядом перед собой.
— Ох-ох-онюшки, — пробормотала бабушка, снова нажимая какие-то кнопки на пульте, — Димочка, для тебя еще кое-что есть. Ты уж прости старую, что все так сразу вываливаю, но времечка-то у нас маловато. Вот проснетесь, а злодейка эта Джессика уж тут как тут…
Экран снова ожил. Теперь на нем была какая-то пустыня. Яркое восходящее солнце плавило горизонт. На высоком бархане стояла знакомая Диме багги — только выглядел автомобиль сильно новее. Рядом, прямо на песке, целовалась какая-то пара. Наконец, любовники прервали поцелуй, чтобы посмотреть друг другу в глаза.
