На миг в глазах Лаврушина все померкло. А потом все трое очутились в самом заурядном летающем блюдце. Так началось большое космическое путешествие…
В космическом корабле было несколько кают, помещение, которое можно определить как кают-компанию. Земные фантасты как в воду глядели – внутри «тарелки» было полно стероэкранов, создающих полный эффект присутствия, светящихся индикаторов, панелей таинственных приборов. Стены были отделаны упругим, теплым на ощупь пластиком, который время от времени начинал светиться, или шел кругами, как вода, в которую угодил булыжник, а однажды на глазах землян вспузырился и начал растекаться зеленой жижей, но быстро вернул себе прежний вид. Рубка представляла из себя сплошной стереоэкран, казалось, оба пилота висят прямо в воздухе, хотя они полулежали в контактных креслах. На их головах были золотые обручи, благодаря которым их нервная система сливалась воедино с компьютерным мозгом корабля.
Помимо Инспектора на борту было еще четверо рослых, сложенных, как Аполлоны, таниан. Они были отличными ребятами – находкой для любого следователя, для них не нужен был никакой детектор лжи. Инспектор был по сравнению с ними образцом непроницаемости, у его же соплеменников даже малейшие чувства отражались на лицах. Земляне были для них сущими чурбанами с замерзшими чертами.
Тания принимала участие в последней межзвездной войне. Ее история насчитывала восемьдесят тысяч лет и тоже знала взлеты, падения. За это время гуманоиды не превратились в мыслящие сгустки материи и не стали суперами. Единственно, все без исключения были в отличной спортивной форме, но выглядели как обычные люди. По-русски члены экипажа не говорили, хотя, скорее всего, просто придуривались, зато понимали все и даже под конец стали въезжать в анекдоты и шутки, заливаясь искренним смехом.
Инспектор почти все время проводил в своей каюте, предаваясь каким-то сложным вычислениям. Он полулежал в просторном, похожем на расплывшийся кусок сгоревшей резины, кресле, предупредительно принимавшем формы тела и отвечавшим малейшим желаниям человека. Перед инопланетянином переливались в воздухе разноцветные объемные фигуры и иероглифы. Они танцевали какой-то свой, понятный только посвященным, танец, и Инспектор направлял его, дирижируя своими тонкими музыкальными пальцами. Земляне исправно пытались донимать его вопросами, а он неизменно уходил от конкретных ответов. Так что выяснить удалось немного. Стало только ясно, что тарелка является кораблем средней дальности – пятьсот светолет. В числе прочих она совершала рейсы на Землю, но нечасто.
– Те НЛО, которые мы видим – ваши? – спросил однажды Степан, дождавшись, когда Инспектор обратит на землян внимание.
– Вряд ли. Земля находится на задворках Галактики и по большому счету Звездное Содружество она не интересует. Таких миров миллионы. Но по ряду причин ваша планета является проходным двором для иных сил. И, возможно, полем эксперимента каких-то высоких цивилизаций.
– Каких таких сил? Каких таких цивилизаций? Какого эксперимента? – возмутился Степан.
– Мало ли, – пожал плечами Инспектор, и опять ужом выскользнул, ушел от ответа.
Земляне оказались в ситуации, мягко говоря, стрессовой. И Лаврушина удивляло, насколько спокойно он воспринимает все происходящее. Напрашивался вывод, что инопланетяне каким-то образом подавляют эмоции гостей. Иначе у тех давно перекосилась бы набок крыша, и друзья стряхивали бы с комбинезонов космических бегемотиков.
На десятые сутки (по земному исчислению, далее для удобства исчисление времени и расстояний приводится в земных единицах, а не в стандартных для Галактического Содружества, Тании и Химендзы) Инспектор объявил:
– Приготовиться. Посадка через три часа. Земляне могут провести это время в рубке.
Это был царский подарок. Друзья сразу поняли это. Но окончательно осознали, насколько он щедр через час, когда корабль вышел из сверхсветового режима, и по телу прокатилась упругая холодная волна – последствия перехода.
Земляне висели в рубке в сетях силовых полей рядом с Инспектором и заворожено глядели на разрастающуюся Звезду Шоинн.
Корабль быстро сбрасывал скорость – с почти световой до тысяч, а потом и сотен километров в секунду. Гравиблокираторы ломали пространственную структуру, гася гигантские перегрузки, которые в миг раскатали бы и экипаж, и сам корабль в блин толщиной в микрон.
– Тания, – инспектор кивнул на голубой шарик прямо по курсу.
Это был какой-то ювелирный салон! Планета была щедро опоясана жемчужными и изумрудными ожерельями космических станций, в небе сияли бриллианты четырех лун.
– Две луны естественные, – предугадывая вопрос, произнес Инспектор. – Две – естественные. Их соорудили четыре с половиной тысячи лет назад, когда увлекались гигантскими проектами. Большим станциям внутреннего кольца – семьдесят две тысячи лет. В послевоенный период регресса и смут космос был закрыт. Космическое строительство началось вновь восемь тысяч лет назад.
Лаврушин поежился. Земные археологи за такую древность душу бы заложили. Он улыбнулся, вспомнив своего приятеля-археолога, который тряс какими-то жалкими браслетами и желтым черепом и кричал, что им двенадцать тысяч лет и этот факт невероятно расширяет границы познания.
Корабль, не снижая скорости, шел прямо на планету. Та превратилась в гигантскую чашу, кипящую белыми облаками, синеющую морями и океанами, зеленеющую гигантскими лесными массивами.
Лаврушин сжал кулаки. Планета надвигалась слишком быстро. Еще немного – и верхние слои атмосферы. Почему пилот не снижает скорость? Но, кроме землян это, похоже, никого не трогало.
Внезапно Тания ушла в сторону, и впереди вновь было звездное небо. За три секунды скорость упала до орбитальной. Чудеса продолжались.
– Эквилибристика. Цирк, – произнес с облегчением Лаврушин.
– Мы древняя цивилизация, – произнес Инспектор свою любимую терапевтическую фразу. Ей он постоянно успокаивал землян, когда у тех начинал заходить ум за разум.
Теперь тарелка шла по орбите на высоте около пятисот километров. Лаврушин пытался рассмотреть города, но не видел ничего.
– Идем на посадку, – уведомил Инспектор.
И тотчас планета рванулась навстречу. Удивительно, но никакого свечения разогретых газов вокруг не было. У линии облаков корабль замер, а потом начал опускаться – неторопливо, покачиваясь из стороны в сторону.
Посадочные опоры упруго коснулись матово-белой поверхности космодрома. На гигантском плато без конца и края, ровном, как поверхность соляного озера, виднелись космические корабли – гигантские и крошечные, матово белые и чернильно-черные, но все до единого дискообразной формы.
