Он съежился на стуле.
— Да, конечно, — бормотал он, — да, прадедушка, прости меня за тот случай с цветами, я действительно хотел их послать, но понимаешь, венки в магазине только что кончились, и…
— Ты забыл! — влепил ему Зафод Библброкс Четвертый.
— Ну…
— Вечно занят. И никогда не думаешь о других. Так же, как и все живые.
— Две минуты, Зафод, — смятенно прошептал Форд.
Зафод засуетился.
— Ну хотел я их послать. И письмо прабабушке я тоже напишу, вот только выберусь из этой заварухи.
— Прабабушке… — пробурчал старикашка себе под нос.
— Угу, — сказал Зафод. — Кстати, как у нее дела? Знаешь что: я даже навещу ее. Но сначала нам нужно…
— У твоей покойной прабабушки и у меня все очень хорошо, — отрезал Зафод Библброкс Четвертый.
— У…
— Если не считать того, что мы очень разочаровались в тебе, Зафик…
— Э-э… ну… — Зафод чувствовал, что почему-то никак не может вырваться из-под влияния прадедушки, а то, что Форд тяжело дышал ему в затылок, напоминало, что последние секунды неумолимо бегут. Шум и содрогания корабля все возрастали. Лица Триллиан и Артура мертвенно белели в неярком свете.
— Э-э, прадедушка…
— Твое поведение вызвало у нас крайнее… неодобрение.
— Да-да, только вот сейчас…
— Если не сказать — отвращение!
— Не мог бы ты выслушать…
— И во что же ты превратишься, если будешь и дальше так себя вести?
— В мишень для вогенского флота! — завопил Зафод. Это было преувеличение, но другого способа выбить старикашку из наезженной колеи он не видел.
— И это не вызовет у меня ни малейшего удивления, — пожал плечами Зафод Библброкс Четвертый.
— Только я в нее уже превратился, — правнука била крупная дрожь.
Призрак прадедушки кивнул, взял чашку, принесенную Артуром, и с интересом оглядел ее.
— Э-э… прадедушка…
— Известно ли тебе, — сказал дух, пригвождая Зафода к месту суровым взглядом, — что орбита Бетельгейзе Пять приобрела очень-очень маленький эксцентриситет?
Зафоду это не было известно, и вообще трудно было сосредоточиться на новых сведениях среди этих взрывов, содроганий, угрозы неминуемой смерти и так далее.
— Э-э… ну и что? — сказал он.
— И я теперь в гробу переворачиваюсь, — огрызнулся прадедушка. Он со стуком поставил чашку обратно, и снова указал на Зафода дрожащим узловатым пальцем.
— По твоей вине! — взвизгнул он.
— Минута тридцать, — пробормотал Форд и опустил голову на руки.
— Послушай, прадедушка, так ты вообще-то можешь помочь? Нам…
— Помочь? — воскликнул старик так, словно у него попросили горностаевую мантию.
— Ну да, помочь… именно, и, в общем… прямо сейчас, потому что…
— Помочь! — повторил старик так, словно у него попросили горностаевую мантию на пурпурной подкладке и с брабантскими кружевами. Во всяком случае, такое у него было выражение лица.
— Ты шляешься по всей Галактике со своими… — прадедушка пренебрежительно махнул рукой, — малопочтенными друзьями, и времени, видите ли, у тебя не хватает даже на то, чтобы принести цветы мне на могилу, пусть даже и пластиковые — что с тебя возьмешь — так нет! Уж такой занятый! Такой современный! Такой рациональный — до тех пор, пока тебя не загонят в угол. Вот тут ты и вспоминаешь о предках в астрале!
Он яростно кивнул левой головой — не настолько яростно, впрочем, чтобы разбудить правую, которая уже крепко заснула.
— Не знаю, не знаю, Зафик, — продолжал он. — Боюсь, мне придется еще крепко подумать об этом.
— Минута десять, — глухо сказал Форд.
Зафод Библброкс Четвертый уставился на него.
— Почему твой приятель все время что-то считает?
— Он считает, — сказал Зафод, пытаясь говорить спокойно, — секунды, которые у нас остались.
— А. Ко мне это, впрочем, не относится, — хмыкнул прадедушка, и двинулся дальше в обход рубки в поисках еще чего-нибудь, что можно повертеть в руках.
Зафод почувствовал, что балансирует на грани безумия, и подумал: не лучше ли просто шагнуть через эту грань, и больше не мучиться?
— Прадедушка, — сказал он. — Это относится к нам! Мы еще живы. Скоро этому конец.
— И к лучшему!
— Что?
— А кому вообще нужна твоя жизнь? Когда я думаю о том, во что ты ее превратил, мне на ум неизменно приходят только слова «дерьмо собачье».
— Но я был Президентом Галактики!
— Ха! — заметил прадедушка. — Это что — работа для Библброкса?
— Что? Единственный Президент во всей Галактике!
— Тщеславный ультращенок.
Зафода словно громом поразило.
— Да в чем дело, приятель? То есть… прадедушка.
Сгорбленная фигура прадедушки доковыляла до правнука и похлопала его по колену. При этом Зафод вспомнил, что прадедушка — всего лишь иллюзия, поскольку он ничего не почувствовал.
— Ты знаешь и я знаю, что значит быть Президентом, Зафик. Ты знаешь, потому что был им, а я знаю, потому что умер. Это очень расширяет кругозор. У нас так говорят: «Потрать жизнь на то, чтобы прожить ее».
— Угу, — горько сказал Зафод, — очень хорошо. Очень глубокая мысль. Вот сейчас я все брошу, и буду слушать твои афоризмы.
— Пятьдесят секунд, — вздохнул Форд Префект.
— На чем я остановился? — спросил прадедушка.
— На душеспасительной беседе, — ответил Зафод.
— Ах да.
— А он действительно может нам помочь? — шепнул Зафоду Форд.
— А кто еще может?
Форд угрюмо кивнул.
— Зафод! — продолжал прадедушка. — Ты стал Президентом Галактики не без причины. Ты помнишь эту причину?
— А мы не можем отложить этот разговор?
— Ты помнишь ее? — настаивал призрак.
— Нет! Конечно, нет! И не могу помнить! Они же просвечивают мозги всем кандидатам! Если бы в моих мозгах увидели все эти идейки, меня бы тут же вышвырнули на улицу — и что бы у меня осталось? Персональная пенсия, штат секретарш, корабль последней модели и две открученные головы?
— А, — удовлетворенно заметил призрак. — Так ты помнишь!
Он помолчал.
— Отлично, — сказал он, и стрельба прекратилась.
— Сорок восемь секунд, — сказал Форд. Он взглянул на часы и постучал по ним. Потом он посмотрел вокруг.
— Стрельба прекратилась, — сказал он.
Злорадство засветилось в прищуренных глазках прадедушки.
— Я на минуту приостановил время, — сказал он, — всего на минуту, сам понимаешь. Я не могу допустить, чтобы ты пропустил то, что я собираюсь сказать.
— Нет, это ты меня послушай, старый всезнайка, — Зафод вскочил на ноги. — А: Спасибо за то, что тормознул время, это просто здорово, и вообще круто, но — Б: Никакого спасиба за проповедь, понятно? Я не знаю, что такое великое я должен совершить, и похоже на то, что и не должен знать. И мне это очень не нравится, понятно?