Тарумов кивнул.
«Не торопись соглашаться, растяпа, — с горечью подумал Феврие. — Посмотри сначала, а могу ли я взять на себя такую тяжесть. Я ведь не могу. И не возьму. Ты растерялся, ты не знаешь, что главное сейчас — корабль с онемевшими передатчиками, угроза удушья или эти внеземные механические нелюди на этом треклятом Чомпоте, куда нам все-таки придется садиться. Но главное не это, с этим мы как-нибудь справимся. А главное — любой ценой спасти Лору Жмуйдзинявиченене. Как это сделать, решать будешь ты».
— И, во-вторых, — проговорил штурман тоном, не допускающим никаких возражений, — то, что кораблем командую фактически я, в бортовой журнал ВНЕСЕНО НЕ БУДЕТ.
— Или это не «Аларм», — проговорил Сунгуров, микробиолог экспедиции, — или он валяется как бревно.
Все напряженно всматривались в иллюминатор, который давал цветное изображение поверхности с пятикратным увеличением.
— Можно сбросить еще километра два высоты, но это нам ничего не даст, — проговорил Тарумов. — Пускаем зонд?
Впрочем, вопросительная интонация улавливалась только одним человеком — Феврие. Он так же незаметно кивнул.
— Давайте, — обернулся Тарумов к Воббегонгу. — Если только и зонды не заклинило.
Зонд отделился от корабля исправно и бесшумно, только канареечным светом трепыхнулась сигнальная лампочка и матово затеплился приемный экранчик, дающий изображение. Сначала он был покрыт тенью, но, по мере того как зонд отделялся от корабля, на оливковой поверхности появилось и начало уменьшаться изображение четыреххвостового кашалота — именно так выглядел «Щелкунчик» со стороны. Видимость была ниже средней — распределитель недодавал энергии.
Все смотрели, затаив дыхание, словно на экране вот-вот мог появиться лемоид в натуральную величину. Собственно говоря, «лемоид» — это был космический жаргон. С колонией саморазвивающихся киберов люди столкнулись впервые в системе Бетельгейзе спустя четыре столетия после того, как эта мелкая и всесильная своей массой нелюдь была описана Станиславом Лемом, и как-то само собой получилось, что киберы эти оказались на совести писателя, словно он их не только предсказал, но и реально создал, и брошенное кем-то прозвище «лемоиды» вдруг стало общепринятым термином.
С тех пор лемоиды были обнаружены не менее чем в десяти различных уголках вселенной — как на планетах, так и на астероидах. В большинстве случаев они давно уже были безнадежно и неотвратимо мертвы. Различные пути эволюции, в которых проходило это развитие, привели к тому, что ни разу формы киберов не были хотя бы отдаленно схожи. Правда, возраст их был предположительно одинаков, но с такой натяжкой, что на Земле так и не пришли к единому мнению: считать ли всех лемоидов изначально единообразными, принимать ли их за детища одной цивилизации, но разных времен и назначений, или вообще не связывать одну лемоидную популяцию с другой.
Из экипажа «Щелкунчика» только Дан Феврие встречался с лемоидами, но это была мертвая колония, кажется, на Белой Пустоши. Зато из состава экспедиции специалистом по лемоидам оказался Петр Сунгуров, имевший дело с абсолютно живыми и, надо сказать, вполне боеспособными тварями, полонившими Землю Краузайте и обратившими землян в беспрецедентное бегство.
Между тем изображение «Щелкунчика», передаваемое с зонда, стало совсем крошечным.
— Высота три тысячи пятьсот, — доложил Лодарий. — А не пора ли переориентировать зонд на изображение Чомпота?
— Давно пора. И запрашивайте наконец маяк на «Аларме», как-никак, он кувыркался так, что аппаратура…
— Чомпот планетка молодая, — поспешил прервать его опасения штурман. — Его трясет и ломает беспрестанно, так что не будем все беды валить на лемоидов, может, и мертвых.
Видно было, что об этом втайне мечтают все присутствующие.
Внезапно рубка наполнилась прерывистым свистом, словно кто-то нетерпеливо звал собаку.
— Ага, — удовлетворенно хмыкнул Лодария. — «Аларм» таки отозвался. Хотя почему бы аппаратуре и не работать? — Он нахлобучил шлем и переключил прием на себя. Стало тихо.
— Алармовый компьютер на связи, — доложил Лодария. — Рвется дать метеосводку, словно ничего нет важнее. Принять?
— Попозже, — сказал Тарумов. — Есть ли у него связь с Базой?
Лодария мотнул бородой и начал отстукивать шифр запроса — при общении с компьютерами звуковой код был ненадежен.
— Так… Сверхдальняя связь действует… Последняя проверка была сто восемьдесят часов назад… В настоящий момент нет выхода на ближайшую ретрансляционную зону — помехи.
— Защитное поле «Аларма» можно включать дистанционно?
Лодария немного поколдовал своим ключом, прислушался. Все напряженно ждали — собственные генераторы защиты на «Щелкунчике» отказали сразу же после того, как корабль вылез из кометного хвоста. Дьявольский форсаж, а генераторы находились близко от носовой части… Никто из экипажа не говорил об этом вслух, но пока они шли на планетарных, один-единственный метеорит размером в горошину мог покончить с громадой беззащитного «Щелкунчика».
— Поле, оказывается, включено постоянно, — доложил старший связист, — но отсюда управлять им возможно.
— Радиус?
— Триста метров.
Тарумов оглянулся на Феврие — что-то странно было, что у разведчика такого класса, как «Аларм», защитное поле ограничивалось таким малым радиусом.
— Ничего, — сказал штурман. — Возможно, радиус был задан с уходящего ремонтера. Пеленг сейчас устойчивый, и посадить нашу посудину прямо под бок «Аларму» — пара пустяков. А там мы сразу прикроемся его защитным полем.
На словах выходило все удивительно легко.
— Добро, — сказал командир. — А пока страховки ради посадим по пеленгу зонд. И самое время поинтересоваться метеосводкой, мы ведь должны сесть так, чтобы и посуда не зазвенела.
Все время наблюдая за Тарумовым, который с каждой командой становился все увереннее, Феврие невольно задавал себе вопрос: а не происходит ли с командиром естественный и неизбежный процесс слияния со всем кораблем, когда чутко и чуть ли не болезненно начинаешь чувствовать работу каждого, особенно искалеченного узла, когда дышишь каждым регенератором и чихаешь при каждой пробке в топливном трубопроводе? Штурман знал, что именно так и рождается НАСТОЯЩИЙ командир, но настоящим Тарумов был ее создан. Но если он и способен был в какой-то степени овладеть кораблем, то наверняка забыл о людях.
И вот теперь, после ничего не значащих для посторонних слов, Феврие понял, что и тут он недооценивал своего командира. Тарумов действительно знал, что сейчас самое главное. И, пожалуй, никогда об этом не забывал. Мягкая посадка. Пуховая посадка. Потому что это необходимо для Лоры.
