разрыва с Эмилем мне казалось, что ничего хорошего ни с кем не выйдет. Поверив в свою холодность, я не искала теплых уголков ни в сердце, ни в теле. К тому же не сказать, чтобы во мне было что-то немыслимо привлекательное. Прямые и длинные светлые волосы, непримечательное, без изюминок, лицо. Средний рост и обычная фигура дополнялись неумением преподносить себя, как это блестяще умела Ариэль. Единственное, что отличало меня от остальных, это глаза. Бабушка всегда говорила, что моя сила во взгляде, и принималась перечислять другие нравящиеся ей черты.
– Красивые руки, что немаловажно. Лебединая шея – мужчины такую любят. Уши не оттопырены – это тоже, знаешь ли, плюс. Губки розовые, аккуратные, да и носик вполне милый, не то что мой ковш…
Мы смеялись, и она как всегда задумчиво приглаживала волосы.
– Солнечные косы, да. Твой дедушка всегда говорил, что в первую очередь обратил внимание на мою прическу. Тогда, знаешь, ещё ленты были популярны. – Улыбка её стала печальной. – Конечно, цвет бледноват, зато густота что надо. Уж я-то знаю, столько голов за свою жизнь пересмотрела!
Она была парикмахером а, когда оставила работу в салоне, продолжала принимать на дому, и прекрасно выглядела, даже копаясь в огороде. При этом, бабушка не любила косметику, разве что ресницы подкрашивала. До последних дней у неё были длинные волосы, блестящие и ухоженные, несмотря на седину.
Бабушка была примером для меня: добрая, честная, отзывчивая, порой жёсткая, но только если кто-то нарушал её личное пространство. Дедушка ушел за пять лет до нее, и многому успел меня научить. В частности, ловить рыбу и различать следы в лесной чаще. Мы с ним отлично ладили и много времени проводили вместе. Он умел слушать и сам был превосходным рассказчиком. Прошли годы, а я знала, что всегда буду скучать по историям о о небесных кораблях, плывущих сквозь россыпи звёзд, и благородных странниках, обычных с виду и сказочных внутри.
В это утро хотелось подольше поваляться в постели, и я выбралась копать картошку только к обеду. Было пасмурно, работалось легко. Страдая дурью в одиночестве, я нацепила розовую в горошек косынку, сделала два хвоста и надела старый джинсовый комбинезон. Он служил мне верой и правдой уже много лет, и, хотя на штанинах образовались дырки, а коленки отвисли, я любила его всё равно. Носить в город уже не могла, вид не тот, но работать в этой рухляди было удобно.
Тёма дремал возле старой яблони, на плетеном лежаке с пестрой подушкой. Иногда он поднимал голову и медленно моргал, и тогда я принималась декламировать коту стихи.
В далёком краю, где нас всего двое, – говорила я вдохновенно
Я тайну великую в сумраке скрою.
– Мяу, – отозвался кот, и вдруг неподалеку раздался чей-то веселый смех.
Стремительно обернувшись, я увидела высокого молодого мужчину с растрепанными каштаново-рыжими волосами. На нем были джинсы, черная куртка и темные очки, в руках болталась синяя дорожная сумка. Бьёрн, но совсем другой. Не знай я, что он с иной планеты, приняла бы за своего. Тем более в очках, скрывающих удивительные глаза.
– Привет! – улыбнулся он. – А я вот приперся без приглашения.
Я так и застыла с кустом в руке.
– О! Здравствуй… У тебя ко мне какое-то дело?
Вопрос был закономерный, хотя и бестактный.
– Ты мне понравилась, – простодушно объяснил мужчина, и я прикусила губы, внимательно на него глядя. Неужели он говорил правду? Постоянно сомневаться было моей дурной привычкой. Бьёрн огляделся и добавил уже более властно: – У тебя же нет мужа?
– Нет, – отозвалась я со вздохом, представляя, как украсил меня старый комбинезон и ведро картошки вместо пахучего букета. – А если бы был?
– Если бы ты его любила, – отозвался он, – я бы задумался. Если бы он тебя любил – вел бы себя осмотрительней. Но всё равно предпринял бы попытку.
– Неужели за это время не нашел девушки краше? – улыбнулась я, почесав нос грязными пальцами.
– Я видел разных, – с ухмылкой отозвался он. – Но ни одна не повторяла тебя.
– Особенно сейчас, – неуклюже пошутила я, но Бьёрн улыбнулся как всегда искренне.
– Давай помогу, – сказал он и шагнул ко мне, опуская сумку возле дерева и стягивая куртку.
Под ней обнаружилась черная майка. Руки у мужчины были сильные, такими не то что лопатой орудовать – пни корчевать. Да и плечи куда шире, чем у того же Эмиля, и никакого живота, словно плоская доска, скрытая тонкой тканью. Да, он был красив, и это добавило трепета в мое и без того мечущееся сердце. Закусив губы, я наблюдала за тем, как пилот могучего космического корабля старательно и умело выкапывает клубни. Зрелище было умилительное.
– Ты голодный, наверное? Пить хочешь? Оставь, это дело для меня привычное…
– А вот помощь принимать ты явно не привыкла, – сказал он и, сняв очки, сунул их в кармашек. – Позволишь у тебя пожить?
У меня сам собой открылся и закрылся рот. Подобная прямота кого другого могла оттолкнуть, но я успокоилась. Он сказал всё самое главное, пусть нагло, но удивительно нежно навязался. Мне сразу подумалось, что точно так вёл себя Тёма – подходил и начинал с силой бодаться о руку, пока я не принималась его гладить.
В общем, уместны мои чувства были или нет, я обрадовалась незваному гостю.
– Да, конечно… Ты не сочти за грубость, Бьёрн, но я что, действительно могу стать твоим другом?
– Угу.
– И правда понравилась? – сощурилась я против солнца. – Прямо тогда, помятой и напуганной?
– Ты была такой, какой была, – сказал он, ловко орудуя лопатой. – Я не привык придумывать человека, предпочитаю узнавать его в простом общении.
Он расправился ещё с двумя кустами, и я собрала богатый урожай крупных как на подбор картофелин. Это был ранний, быстрорастущий сорт.
– Я буду рада общению, Бьёрн! У меня нечасто бывают гости.
– Отлично! – снова улыбнулся он. – А я приобщусь к земному. Соскучился в пути по простому труду.
Мы какое-то время смотрели друг на друга, и я надеялась, что не успела перепачкаться. Всё было непривычно: он сам – высоченный, уверенный в себе, сильный обликом и духом, его слова, произносимые низким, приятным голосом, само настоящее, к которому ещё надо было приспособиться. Бьёрн забрал у меня большое ведро,
