в плечо — последнее, что она видит?
Колени её подогнулись, она упала в снег. Она закричала бы, если бы не маска.
Она что-то неправильно понимала. Что-то было не так. Она вроде бы не могла вдохнуть достаточно Изморози, чтобы симптомы были такими яркими. Или могла? Она помнила трещину в стекле, ярко-голубую от живого ледяного узора, ломившегося к ним через прозрачную армированную панель. Помнила углубляющуюся плоскость разлома в её сантиметровой толще, туго закручивающийся угловатый рисунок, теряющий прозрачность.
Помнила руки Зигварта, хватающие её за поясницу. Он хотел швырнуть её вперёд, чтобы закрыться. Грамотная тактика. Но она сложилась пополам на секунду раньше и бросила его через себя. Нет, она не собиралась им прикрываться — просто, когда он вскинул руки, она успела понять, что сейчас будет.
Стекло лопнуло, морозный вихрь ворвался в помещение, и она выскочила из него, так и не выпустив бокса с инструментами из руки.
А дальше?
… А дальше… Когда она отцепила горелку…
Нет, нет, нет! Никакой горелки не было, даже замёрзшую смазку она отогревала пиропатроном, это Зигварт унёс её горелку!
… Нагретый металл в руках и метровый язык пламени…
Нет. Она с усилием разогнула ноги, стараясь идти дальше. Пока что получалось. Она подняла голову и увидела, что не прошла ещё и трети пути. Господи, доктор, что он тебе сказал? Почему ты меня не встречаешь?
Могло ли быть, что он тоже не был заражён?
Могло. Что угодно могло быть. Всё могло быть.
Она брела вперёд. Ветер буквально выдувал из неё тепло. Комбинезон, если не примёрз ещё к коже, то лишь потому, что на ней была шерстяная поддёвка. Она ощущала себя угольком на ветру: погорит-погорит ещё немного, да и погаснет. Последняя искорка тепла осталась где-то внутри, глубоко в теле, в районе солнечного сплетения. Дышать было тяжело. Выдыхать почему-то совсем невозможно.
Это фильтры замерзают от влаги, вдруг поняла она. Голова кружилась. Она шла, шла и шла.
Внезапно ужас, мохнатый, непроглядный, накрыл её и остановил.
А вдруг я иду не в ту сторону? Вдруг не туда? Нелл разлепила смёрзшиеся веки.
Корабль чернел впереди. Почти рядом. Через снегопад и нереально прозрачный разрежённый воздух трудно было оценить расстояние. Сто пятьдесят метров? Сто? Восемьдесят? Впрочем, до брошенного экзоровера, стоявшего у неё на пути, было куда ближе. Метров тридцать-сорок.
Она закрыла глаза и пошла. Не очень-то понимая, как ей удаётся шагать.
… Распахнутый шлюз «Паладина», снег до горизонта и два целых, нетронутых экзоровера, припаркованных у входа…
Она отмела картинку и сделала шаг, и тут же мир наклонился, и она опустилась на бесчувственные колени. Встать уже не было сил. Экзоровер Зигварта стоял метрах в пяти сбоку, отключенный, с распахнутым щитком. Следы, если и были, уже замело. Механический скафандр был тёмен и, как показалось ей, чем-то испачкан. Она даже не стала над этим задумываться. Просто поползла дальше, на коленях.
Упала лицом в снег. Тело не слушалось.
Она понимала, что до корабля осталось всего-то с полсотни шагов. Но преодолеть их не могла. Холод победил. Нереальный, нечеловеческий, смертельный холод. Она никогда такого не испытывала. До того самый сильный мороз, который она ощущала, был почти дома, в окрестностях Турку.
Тот мороз был интересный. Могучий, но безопасный. Этот убивал.
С удивлением она обнаружила, что ещё как-то идёт. Переставляет ноги. Когда и как она успела встать?.. Ладно. Это хорошо. Хоть что-то хорошо.
Покачиваясь, приближалась громада корабля, стальные ворота шлюза, чёрно-оранжевая полосатая окантовка, торец задвинутого пандуса. В смешанном свете белого и оранжевого фонарей стало будто бы теплее. Она понимала, что это просто ощущение, но поддерживала его, как могла.
Наконец огромный конус дюзы прикрыл её от ветра. Тот свистел между опорами, завывал в соплах, в кожухах амортизаторов, но уже не валил с ног. А ветер-то южный, запоздало сообразила она. Сил усмехнуться не было.
Нелл задрала голову вверх. Они стояли у обзорного окна, наклонённого над пандусом, бок о бок, и смотрели на неё. Зигварт и Филс, доктор.
Нелл медленно подняла руку. Помахала им, не чувствуя не то что кисти, а даже и плеча.
Доктор протянул руку за пределы поля видимости, раздался неприятный резкий щелчок. Он включил внешнюю связь.
— Нелл? Где твой экзоровер?
Нелл замотала головой, указывая на шлюз. Открой, открой, я же замерзаю, ты что, не понимаешь?
— Нелл?
Это невыносимо, подумала Нелл, невыносимо.
Она сняла маску, запоздало поняв, что та примёрзла к лицу, и, отодрав её, она, может быть, повредила кожу. Всё равно лица она не чувствовала.
Мороз обжёг слизистую где-то глубоко, заломило во лбу. Хоть что-то ещё сохранило чувствительность, устало подумала Нелл. Надолго ли?..
— Фил, открой.
— Что?
Она где-то нашла в себе силы выдохнуть второй раз.
— Фил, открой!
— Нелл, где ты была так долго?
Он что, издевается, подумала Нелл. Даже не удивившись отсутствию вопросительной интонации в своём вопросе.
Подняла маску к лицу, вдохнула. Рука гнулась плохо.
— Зигварт давно вернулся? — спросила она. Тихо. Она думала, он не услышит, и тогда она заорёт во всю оставшуюся силу и будет орать, пока не свалится бездыханной. Боялась, что и эта вспышка минует, сменится тупым равнодушием, и она, подогнув ноги к подбородку, уляжется калачиком у шлюза и будет замерзать, пока эти двое будут глядеть на неё.
У неё не было сил даже вернуться к роверу Зигварта. Странно, но ей не пришло в голову забраться в него по пути. Впрочем, раз Зигварт оставил его там, значит, с ним тоже что-то было не так.
… Пламя…
Она распахнула глаза. Фил что-то сказал, но она не услышала.
— Что? — спросила она. Теперь моя очередь, подумала Нелл, слабо усмехнувшись где-то внутри. За мимику лица она уже не отвечала.
— Час назад. Где твой ровер, Нелл? Что случилось?
— Впусти меня, — сказала она. — Впусти.
Вдох. Ледяной — воздух в баллоне совсем остыл.
— Нет.
Зигварт глядел на неё с высоты четырёх метров.
— Ну конечно, — сказала она. — Ты не впустишь.
— Нет. Если ты — Изморозь? Дилемма 4, Нелл. Ничего личного.
Дилемма 4 обычно решалась просто. Если ты подозреваешь полное заражение глациатом, то лучше по ошибке оставить умирать снаружи здорового, чем впустить захваченного Изморозью.
Это касалось тех случаев, когда тетрамиксин уже не мог помочь без последствий.
Если прошло слишком много времени.
Если старший офицер корабля не владел объективной информацией по обстоятельствам. А капитан лежал в ячейке медотсека, в криогенной коме, с тех пор как упал с трёхметровой высоты при двух g, и Фил формально
