– Графиня, – одобрительно прошептал Лёха. – Нежная, трепетная и сентиментальная… И это, между нами, старыми солдафонами, говоря, правильно. Других жён нам – и даром – не надо. Себе забирайте. Как бы так. Прописная истина. Старая, как и этот Мир – сентиментальный, нежный и трепетный…
Глава двадцать первая
Урочный час волка
Он сделал несколько шагов вперёд.
– Стоять! Ни с места! – приказал звонкий женский голос, в котором легко, без особого труда, угадывались насмешливые нотки. – Стреляю – на малейший шорох. Прямо в правый глаз… Стоять!
– Стою. Что дальше?
– Пароль?
– Бургундская графиня Ванда.
– Пароль неполный. Не катит. Извольте дополнить. Стреляю – на малейший шорох. Без предупреждения…
– Это я уже понял, – заверил Лёха. – Зачем повторять – одно и то же – по десять раз?
– Затем. Хочу – и повторяю. Я женщина свободолюбивая, гордая, своевольная и чуть-чуть капризная.
– Понял. Не дурак… Продолжаю озвучивать полный пароль.
– Продолжай.
– Стройные длинные ноги, которые – как кажется – начинаются от самых подмышек.
– Да, это так.
– Маленькие, изысканно очерченные нежные губы. Карминные губы. Иногда – требовательные и жадные. Жадные – до полного и окончательного безумия.
– И это – правильно. Продолжай.
– Упругие маленькие груди. Чувствительные – очень чувствительные к поцелуям – соски…
– Достаточно, – засмущалась Ванда. – Проходите, путник, к гостеприимному костру.
– А отзыв?
– Что – отзыв?
– К каждому паролю – отзыв полагается, – пояснил Лёха. – Правило такое, армейское насквозь. Типа – у каждой половозрелой тычинки должен быть свой работящий и неутомимый пестик.
– Ну, я не знаю… Может быть – белобрысый охламон?
– Не катит.
– Тогда – любимый и обожаемый белобрысый охламон?
– Катит. Принято.
Они, немного поцеловавшись и потискавшись, установили ещё две палатки, после чего поужинали.
Походный костерок, слегка потрескивая, горел ровно и приветливо. Угольки, изредка подмигивая, разлетались во все стороны.
– Как тебе – запеченная барсучатина – в моём исполнении? – поинтересовалась Ванда. – Зажигалка? Оказывается, что она вмонтирована в рукоятку охотничьего ножа. Ничего хитрого, любимый… Так, как? Жаркое удалось?
– Очень вкусно! – похвалил Лёха. – Немного напоминает молодого поросёнка. Полугодовалого и слегка – на хозяйских щедрых хлебах – зажиревшего. Спасибо, сероглазка!
– Не за что. Всегда к вашим услугам, благородный граф.
– К услугам и усладам?
– Ага. К ним самым. Не желаете ли пройти – в нашу супружескую палатку? Графскую, так сказать?
– Желаю. Уже, признаться, давно… Что это? Гуд какой-то…
– Гудит, – подтвердила Ванда. – Вернее, жужжит. Кажется, за Чёрной грядой.
– На побережье.
– Самолёт с вертикальным взлётом-посадкой?
– Похоже на то, – озабоченно нахмурился Лёха. – Впрочем, этого и стоило ожидать. Классика жанра.
– То есть, это плохо?
– Дерьмово.
– Зачем же так грубо выражаться? – возмутилась Ванда. – Тем более, в присутствии благородных дам? Почему не сказать по-простому? Мол, образовался очередной пиковый расклад. А?
– Образовался очередной пиковый расклад.
– Совсем другое дело. Ведь, можешь, когда захочешь… А в чём, кстати, его пиковость?
– Варяги, блин, прилетели, – деланно зевнул Лёха. – Без бород, понятное дело. Но – как и их морские собратья – сексуально-озабоченные. Не было печали у гусаров…
– Какие – варяги? Шуточки шутим?
– Если бы. И рад бы пошутить, но – ей-ей – не до смеха. Всё очень серьёзно и безрадостно.
– Расскажи, – попросила Ванда. – Только, пожалуйста, без своих обычных армейских подколов.
– Без подколов, так без подколов. Как скажешь… Это прилетели ребята с запасного аэродрома.
– С визитом вежливости?
– Нет. Они прилетели за тобой, моя длинноногая радость.
– За мной?
– Ага, – подтвердил Лёха. – За единственной женщиной – на многие тысячи километров. Жизненная проза, не более того. Я даже их – на подсознательном уровне – понимаю. И – в принципе – не осуждаю.
– Ты в этом уверен? Я имею в виду – суть происходящего… Вдруг, ребята прибыли сюда с добрыми намерениями?
– Если их намерения были бы добрыми, то самолёт приземлился бы рядом с метеостанцией. Как в прошлый раз. Зачем им было садиться за Чёрной грядой? Причём, незаметно подлетев с севера? Заложив для этого широченный круг? Нам ещё повезло, что ветер дует с моря. Случайно услышали звук работающего двигателя.
– Повезло, – грустно вздохнула Ванда. – Наверное, Алекс, ты прав. Все мужчины – законченные и похотливые козлы. Кроме тебя, естественно… А, что мы теперь будем делать?
– Придётся их убить.
– Убить? По-настоящему?
– Придётся, – подтвердил Лёха. – Нет другого выхода. Начинаются, милая графиня, так любезная моему глупому сердцу, серьёзные мужские игры. Извини, но слюнявое милосердие здесь не уместно… У нас очень мало времени. Надо готовиться к встрече незваных гостей.
– Хорошо. Будем готовиться. Как скажешь, – согласилась жена. – Сколько их будет?
– К нашему лагерю, скорее всего, подойдёт один боец. Остальные будут его ждать возле самолёта. Впрочем, не исключаю, что будет выставлен и промежуточный сторожевой кордон.
– Почему к нашим палаткам придёт только один потенциальный похититель?
– Азбука жадности. Мол, кто первый девушку позвал на ужин, тот её первым и танцует. Причём, столько раз, сколько захочет.
– Алекс, я тебя ненавижу!
– За что – на этот раз? Неужели, за своеобразный юмор?
– Угадал, морда плебейская. Именно за него… Что мне сейчас делать? Командуй.
– Я пойду в здание метеостанции, – поднялся на ноги Лёха. – Надо кое-что прихватить. Так сказать, слегка довооружиться. А ты пока присмотри дельное местечко, где можно спрятаться. То бишь, засесть в засаду. Где-нибудь там, – махнул рукой на северо-восток. – Визитёр, сто процентов из ста, придёт со стороны морского побережья. Надо, чтобы он располагался ко мне боком.
– А он…, – заволновалась Ванда. – Он не появится здесь во время твоего отсутствия? Прямо сейчас?
– Нет. Исключено.
– Почему?
– Видишь ли, все серьёзные диверсионные мероприятия – по жёстким законам жанра – принято проводить в так называемый «час волка».
– Это, собственно, когда?
– Незадолго до рассвета, – пояснил Лёха. – То есть, до того момента, когда солнечный диск высунется из-за восточной линии горизонта. Серая утренняя дымка, сквозь которую проглядывают застенчивые звёзды. Ночная темнота постепенно – прямо на глазах – отступает.
– Я поняла. Ты очень хорошо объяснил… Иди. И возвращайся как можно быстрее…
Он внимательно осмотрел выбранный арбалет.
«Правильно, братец, – одобрил много чего понимающий внутренний голос. – В таких делах шуметь нельзя. После громкой стрельбы – в обязательном порядке – подтянется подкрепление. По-тихому надо всё сделать. Как – в своё время – учили. Хорошо, надо признать, учили. На совесть… Арбалет? Надёжная игрушка. Двуствольная. Заряжается не стрелами, а тонкими стальными иглами. Годится. Не сомневайся…»
Подумав с минуту, Лёха прихватил с собой пятнистую плащ-палатку и прибор ночного видения.
– Как хорошо, милый, что ты вернулся! – обрадовалась Ванда. – А то меня уже – всю – колотит от липкого страха. Обними покрепче. Ещё крепче. А теперь поцелуй. Ещё…
– Что у нас с местом для засады? – через пару минут поинтересовался Лёха. – Высмотрела что-нибудь подходящее?
– Высмотрела. Я же у тебя – глазастая. Вот, сам посмотри. Узкий проход между двумя высокими камнями-валунами.
– Молодец, одобряю. Я, надев на голову прибор ночного виденья, лягу здесь, а ты накроешь меня плащ-палаткой. А поверх старательно обложишь болотным мхом и закидаешь сухими ветками.
– Ты, что же, прямо сейчас будешь ложиться? – зябко передёрнула плечами Ванда.
