Его слова немного утешили меня. Не так чтобы очень, но всё же...
— Зато Аня меня дурачила, — мрачно заметила Эстер. — А я ничего не заподозрила.
— Ну, вы с ней друг друга стоите. Одного поля ягоды. Аня говорит, что если бы она не знала, что ты «подсадная утка», то без колебаний поверила бы твоей легенде.
— Погоди, Павел! — собравшись с мыслями, произнесла я. — Всё это... очень и очень странно. Вы разоблачили нас и решили поиграть с нами, допустив в свою организацию. Здесь всё понятно, всё логично. Но зачем ты рассказываешь об этом? Ты же портишь всю вашу игру.
— Затем я и рассказываю, чтобы её испортить. Это не моя игра, это игра Вейдера и компании. Их план с самого начала мне не нравился, он слишком рискованный и может привести к прямо противоположным результатам, чем они рассчитывают. Однако я видел, что их не переубедишь, поэтому решил втайне от них сыграть по-своему.
— А они ни о чём не догадаются? — спросила Эстер. — Я заметила, что Аня была недовольна, когда ты захотел поговорить с нами с глазу на глаз. Она может заподозрить неладное.
— Не заподозрит. Аня лишь изображала недовольство, а на самом деле наша доверительная беседа была спланирована наперёд. Её цель — предстать перед вами этаким добродушным романтиком-демократом, мечтающим об установлении конституционной монархии, но не способным на какие-либо решительные действия, вроде государственного переворота. А в дальнейшем вас должны постепенно убедить, что и вся наша организация, несмотря на тщательную конспирацию, не представляет собой серьёзной силы.
Я покачала головой:
— Наши в это не поверили бы.
— Да, — произнёс цесаревич. — Я тоже так думаю.
— Поэтому ты решил открыть нам свои карты? Хочешь вступить в контакт с нашим руководством?
Павел ответил не сразу. Некоторое время он смотрел куда-то в пространство поверх наших голов, а на лице его застыло угрюмое выражение.
— Я хочу свободы для своей страны. Свободы от любого гнёта, внешнего и внутреннего. Я хочу, чтобы мой народ жил достойно, как и всё остальное человечество, не боясь ни мохнатых ублюдков оттуда, — Павел ткнул незажжённой сигаретой в темнеющее небо, — ни здешних подонков из окружения моего отца и дяди. Когда ваши войска потерпели в нашей системе поражение, мне ещё не было четырнадцати лет. Для меня это стало трагедией. Я так верил, так надеялся, что мы наконец получим свободу, но... вы ушли, вы бросили нас. Нет, я не виню вас в этом, я понимаю, что вы сделали всё возможное. Виноват народ Новороссии, который не поднял всеобщего восстания и не ударил по чужакам с тыла; виноват мой отец, который оказался бесхребетным слизняком и призвал людей к бездействию. Сейчас много говорят, что он сделал это под угрозой расправы, чуть ли не под дулом пистолета... Глупости! Никто ему не угрожал, он просто испугался. Перетрусил, смалодушничал... как и весь наш народ.
Цесаревич нервно раскурил сигарету, сделал слишком глубокую затяжку и закашлялся.
— Да уж, народ, — снова заговорил он. — Хорош народ, который не смеет выступить против врага без государева соизволения. Мы опозорились перед всем человечеством, мы по уши вляпались в де... в грязь. Теперь нам придётся долго от неё отмываться. — Павел махнул рукой. — Впрочем, это уже сантименты. После тех событий я понял, что в нашей стране нужно всё менять — сверху донизу, иначе мы никогда не освободимся. А если и обретём наконец свободу, то получим её в качестве подачки, что будет ещё унизительнее. В общем, я начал искать связь с вашими агентами. Это оказалось трудным делом, я потратил более семи месяцев, но в конце концов вышел на одного человека, который устроил мне встречу с представителем галлийской разведки.
— Нам известно об этом, — сказала я. — Тогда наше руководство сочло твоё предложение неприемлемым.
— Если называть вещи своими именами, то от меня попросту отмахнулись. Они решили, что я властолюбивый мальчишка, которому не терпится завладеть отцовской короной. А мне не удалось убедить их в своей искренности. Тем всё и закончилось. Ваши быстренько произвели перетасовку агентов — что называется, обрубили концы и попрятали их в воду, — и у меня больше не было возможности связаться с вами.
Несколько секунд Павел молчал. Но на сей раз он смотрел не куда-то вдаль, а на Эстер. Смотрел, как будто любуясь ею. А может, и в самом деле любовался. Порой даже я, девушка, ловила себя на том, что не могу отвести от неё глаз. Но при всём том я никогда не испытывала к ней зависти. Она была слишком красива, чтобы завидовать ей. С такой внешностью у неё ой как непросто сложится карьера. Всегда найдётся немало циников, которые будут истолковывать любое её продвижение по службе как результат неуставных взаимоотношений с начальством...
— Следующие несколько месяцев, — продолжил Павел, — были самыми кошмарными в моей жизни. Я чувствовал себя никому не нужным, всеми отвергнутым. А позже я познакомился с Олегом и его группой. В их лице я нашёл своих единомышленников, они полностью разделяли мои взгляды и убеждения. Некоторых из них вы видели сегодня на пикнике. Это замечательные ребята... но они всего лишь замечательные ребята, не более того. В основном они предавались мечтам — о свободе от чужаков, о правовом государстве, о космических полётах, — и я мечтал вместе с ними. Просто мечтал, и всё. Но два года назад появился Вейдер со своей командой — Аней Кореевой, Сашей Киселёвым, Юрой Ворушинским, Борей Компактовым... ну, и с остальными. Уж они-то были далеко не мечтателями, они сразу развернули такую бурную деятельность, что подчас мне страшно становилось. Наша организация росла как на дрожжах, вы даже не представляете её истинных масштабов... Я, кстати, тоже не совсем представляю, и мне это очень не нравится. У меня сильное подозрение, что они многое скрывают, что мне известно лишь о верхушке айсберга, а большая часть созданной ими подпольной сети держится в строжайшем секрете. Меня это злит и пугает. Поначалу я опасался, что Тайная Служба либо альвийская контрразведка легко разоблачат нас, но время шло и ничего не случалось. Вейдер гениально всё устроил... И, думаю, не только он один. Похоже, у него есть помощники, о которых я ничего не знаю. Я вообще удивляюсь, как вам удалось хоть что-то проведать о нашей организации.
— Вас подвело чрезмерное усердие Вейдера и его предполагаемых помощников, — объяснила я. — Ваша Тайная Служба держит на примете всех, кто контактирует с тобой. Просто так, на всякий случай. Но наша разведка обнаружила странную вещь: некоторых твоих приятелей охранка словно не замечает. В её базе данных нет о них никакой информации, как будто они невидимки. Естественно, это показалось подозрительным, и наши агенты начали осторожное расследование.
