Лейтенант не подвел: по своим артиллерия пока не била. Тогда Билл осторожно пополз вперед, косясь одним глазом на разрывы, а другим – на вражеские окопы. Он довольно быстро убедился, что такой способ не слишком удачен и чрезвычайно утомителен, а потому целиком сосредоточился на наблюдении за снарядами.
Заметив, что один из них явно намеревается взорваться в опасной близости, Билл вскочил и побежал, а за мгновение до взрыва подпрыгнул в воздух, и взрывная волна швырнула его в окоп, где Героя Галактики подхватили заботливые руки донельзя удивленных имперских десантников.
– Привет, ребята, – воскликнул Билл. – Наконец-то я дома!
Никто толком не знал, как поступить со странным перебежчиком, который так неожиданно свалился в окоп. На нем были нашивки сержанта вырви-глазнийской армии, из чего следовало, что он – военнопленный или, может быть, дезертир. С другой стороны, его форма напоминала покроем мундир имперского десантника, что позволяло причислить диковинного солдата к подлым предателям. Однако ткань, из которой был пошит упомянутый мундир, отличалась настолько высоким качеством, что наводила на мысль о попытке гнусного шпионажа. Чтобы обезопасить себя от возможных неприятностей, десантники заковали Билла в кандалы и отправили в тыл.
Он всю дорогу улыбался и говорил: «Я пленный, понимаете? ВП», на что отвечали: «Естественно. Мы же сами взяли вас в плен». Он пробовал возразить, что явился добровольно, и услышал в ответ, что разницы тут никакой нет. Тогда Билл снова назвался пленным, и все началось сначала.
Впрочем, главным было то, что передовая с каждой минутой оказывалась дальше и дальше, а заветный шкафчик со стопами – все ближе, может статься, и ближе.
Именно воспоминание о шкафчике побудило Билла принять окончательное решение. Он изрядно устал от своей армейской стопы, а подходящей замены на Вырви-глазе было не найти. То есть, если он хотел обзавестись чем-либо поудобнее, ему следовало попасть в лагерь имени Бубонной Чумы. Отсюда вытекало, что первым делом надо вернуться в имперскую армию.
Кроме того, Билл опасался, если окопная война со временем перерастет в настоящую, быть подстреленным своими собственными товарищами и полагал, что, останься он с вырви-глазнийцами, подобной участи не избежать.
Вот почему Билл улыбался и счастливо позвякивал кандалами, не подозревая, что создал своим появлением сложнейшую административную проблему. Офицеры, к которым доставляли перебежчика, не желали брать на себя такую ответственность и, подальше от греха, отправляли Билла все глубже в тыл.
Разумеется, каждый из них, чтобы не быть обвиненным в пренебрежении долгом, приказывал добавить цепей; в итоге из очередной полковничьей резиденции полицейским пришлось Героя Галактики не выводить, а выкатывать, словно то был не человек, а бочонок с вином.
Но вот, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, весь в цепях, из-под которых виднелось только лицо с улыбкой до ушей, как у повредившегося в уме, Билл предстал – прикатился – пред светлые очи главнокомандующего.
– Добрый день, сэр! Я вернулся!
Генерал Мудрозад медленно повернулся и уставился на клубок хромированной стали.
– Клянусь Господом, мне знаком этот голос! – Генерал попытался раздвинуть цепи, чтобы получше разглядеть лицо Билла, но у него ничего не вышло. – Снять кандалы! Немедленно!
Адъютанты, штабные офицеры, охранники и все прочие, кто находился в помещении, кинулись выполнять приказ Мудрозада. Слева от Билла завязался кулачный бой: там сошлись врукопашную два офицера и женщина-сержант. Последняя могучим ударом повергла на пол капитана, а затем рухнула сама, получив от лейтенанта пинок в солнечное сплетение. То был не единичный случай; борьба продолжалась повсеместно, и Билл пережил несколько неприятных минут, пока его крутили и вертели во все стороны.
Наконец цепи сняли и генерал узрел перед собой того, кого назначил в свое время стрелком Господа.
Билл надеялся, что Мудрозад не забыл о своей щедрости.
– Ты?! – взревел генерал.
– Я вернулся! – воскликнул Билл, польщенный тем, что его все же узнали, и распростер объятия.
– Заковать его в кандалы! – распорядился Мудрозад.
Эта задача была потруднее прежней, поскольку Билл отнюдь не выказывал готовности сотрудничать, но превосходство в численности позволило офицерам справиться с непокорным солдатом. Вскоре Билл вновь оказался с ног до головы в цепях.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Ссрргм ффмрфф хммфф. Мм нрнф ффррм мрффм. Мрггнфф!
– На каком языке он изъясняется? Позвать переводчика! – приказал Мудрозад.
Все, кто был в помещении и имел звание ниже полковника, бросились к двери, крича наперебой, что знают, какой это язык и кто может с него переводить. Сержант – та самая, что была повержена на пол и только-только поднялась, – сообразила, что к двери ей все равно не пробиться, а потому решила предложить кое-что новенькое.
– У него во рту железо. Снимите цепь с головы.
– Стоять! – рявкнул Мудрозад. Столпотворение мгновенно прекратилось. – Почему бы нам не снять цепь с головы этого мерзавца?
– А не опасно, сэр? – справился полковник.
– Замечательная идея, господин генерал! – одобрил майор.
– Вы великий мыслитель, сэр, – присовокупил капитан.
– Сэр, я преклоняюсь перед вашим гением, – заявил лейтенант.
– Идея-то моя, – пробормотала женщина-сержант.
– Сержант, снимите кандалы! – распорядился генерал.
Женщина прекрасно справилась с порученным заданием: она ловко выдернула кончик цепи изо рта у Билла, едва не лишив того клыков.
– Ну, Билл, что ты теперь можешь сказать в свое оправдание?
Билл покачнулся, однако устоял в вертикальном положении и попытался определить, какой из генералов, что маячил перед его глазами, всамделишный. Мудрозад всегда отчасти напоминал ему призрак; по такому поводу выбрать из множества одного-единственного представлялось несколько затруднительным. Впрочем, генералы стояли так близко друг к другу, что можно было и не вдаваться в подробности.
– И. о. капрала Билл прибыл в ваше распоряжение, сэр! – Билл хотел было отдать честь, но сумел лишь слабо звякнуть цепями. Что касается позы, его еще при заматывании вытянули по стойке «смирно».
– Вот как? Нет, вы только послушайте, каков наглец! Скажи-ка нам, дезертир Билл, изменник Билл, почему на тебе вырви-глазнийские нашивки? И где твой настоящий мундир? Ишь, вырядился!
– Сэр, – возразил Билл, – я не замышлял ничего дурного.
– Налицо неприкрытое оскорбление офицерской чести! Твой мундир сшит из ткани, а не из переработанной бумаги!
