Сели ужинать. Из спиртного имелся лишь малиновый ликер. За неимением лучшего, Чистилин подналег на вязкую розовую жидкость, отдающую дешевым леденцом и одновременно сивухой. Капитан тоже не отставал. С нетрезвым пылом он принялся чертить в воздухе перед хозяйкой контуры грядущего проекта.
Илона Феликсовна реагировала с неожиданной живостью :
– Я помню, когда мой Ильюшка был вот такусеньким, он целыми днями перед экраном сидел. Ему страшно нравились гонки! У вас же будут гонки в этом «Онегине»?
– Да, моя богиня, – соврал, не поморщившись, Капитан. – И на дилижансах, и на этих… как их…
– Почтовых, – подсказал Чистилин.
– И на… квадригах.
– Как–то у племянницы, она у меня в Воронеже живет, я играла в игру, забыла название. Там у меня был домик такой… И в этом домике всю мебель можно было двигать, как в жизни. Даже занавески перевешивать разрешали… На экранчике такое место было, где показывали, сколько у тебя денег, можно было машину купить… Деньги ведь у вас будут в игре?
– Конечно, моя нимфа! Можно будет продавать и покупать все, что увидишь. И флер–д’оранжи, и камамберы, и канотье.
Из упомянутых предметов отдаленное представление Чистилин имел только о сыре камамбер. Тем не менее, он старательно поддакивал.
– А можно будет Татьяну… переодевать? – спросила Илона Феликсовна и зачем–то покраснела.
– Да, моя царица. Мы уже заключили договор о контент плэйсменте с американской сетью Victoria’s Secret, бюстгальтеры будут железно.
– Татьяна у вас – она блондинка или брюнетка?
– Блондинка. Как ты, моя королева!
– О… Ах, Татьяна! – с театральным пафосом воскликнула Илона Феликсовна.
Нежданно Чистилину вспомнилась его личная, единственная Татьяна. Она училась на коммерческом отделении, в параллельной группе. Могла бы претендовать на бюджетное, только вот молдавское гражданство… Русявая, курносая, с бирюзовыми глазищами и по–южному смуглой кожей. Они целовались и даже почти все остальное, но потом у Тани кончились деньги, ее отчислили и она упорхнула в свой Кишинев. Чистилин ничего не сделал для того, чтобы было иначе. Неохота было возиться – все эти проблемы с ее гражданством, квартиру пришлось бы снимать… «Дайте мне мануал, и я переверну Землю!» – любил повторять первокурсник Чистилин. Мануала ему не дали, Татьяна исчезла. Он перенес свое предательство спокойно. Ел, пил, елозил мышью. Иногда, правда, наваливалась на него сверлящая душу, невыносимая какая–то боль. И тогда хотелось завыть, расцарапать себе лицо, разрезать вены, упиться до беспамятства и по пьяни замерзнуть в сугробе. Временами он разрешал себе думать о том, что было бы, если бы тогда он не позволил Тане убежать. Занял бы денег или женился, что ли… Теперь он утешался тем, что если и несчастлив в жизни, то исключительно по своей вине.
– Я должен полежать. Можно, я полежу? – спросил Чистилин, устраиваясь калачиком на диване.
– Нужно вызвать Андрюше такси! – заметила Илона Феликсовна.
– …а песни для озвучки мы закажем Los Gorillas… Сальса–ламбада… Тындырыдын… Гитарное соло, маракасы, все дела… Чем меньше женщину мы любим… Тем больше нравимся мы ей… Ай–йа–йа–йа–йа! Среди сетей! Ай–йа–йа–йа–йа! Среди сетей! – по–цыгански хлопая себя по бедрам, зажигал Капитан.
«Тем легче нравимся мы ей», – машинально поправил Чистилин.
– Так что, Саша, думаешь, пойдет «Онегин»? – уже стоя на пороге, спросил Чистилин. Он растирал ладонями отекшее лицо. Впервые за день, а может, и за всю жизнь, он назвал Капитана Сашей легко, без внутреннего принуждения.
– Не вопрос. Я пятой точкой чувствую, трудящимся это нужно. Совет, кстати, такого же мнения. Так что на твоем месте я времени не терял бы. Думал бы уже про аддоны. И про сиквел.
– Ну, с аддоном, по–моему, ясно. Что–то вроде «Ленский возвращается». А вот с сиквелом… Можно по–простому: «Онегин–2».
– Сакс, по–моему.
– Тогда пусть будет «Дети Онегина и Татьяны»! – бросил Чистилин, вваливаясь в разъехавшиеся двери лифта. – То же самое, только сеттинг обновим. Первая Мировая в моду входит, я бы сразу туда и целился.
Такси, оказавшееся «Волгой», в круглых очах которой рыдала тоска по утраченному лет двадцать пять назад райкомовскому эдему, ожидало его у подъезда. Чистилин уселся спереди и торопливо закурил – гнусный малиновый ликер бродил и просился наружу.
– В Орехово–Борисово, – простонал Чистилин сквозь горькие клубы табачного дыма.
Они неслись по ночным влажным улицам, и шофер, которому неназванный пока наукой орган чувств, имеющийся у всех прирожденных таксистов, проституток и официантов, уже просигналил, что с пьяненького интеллигентного рохли можно содрать даже не втри – вчетыредорога, радостно теоретизировал на разные жизненные темы. Чистилин не отвечал. Ему хотелось одиночества. А еще хотелось чего–то вроде любви, пусть даже такой убогой, как между Илоной Феликсовной и Капитаном. «Вот выпустил бы Erdos путевый симулятор мастурбации… я бы играл!» – подумал Чистилин, опуская свинцовые веки.
Февраль 2622
Планета Грозный, система Секунды
Ночь была густо–черной и сырой, как погреб с мокрицами. Даже дышать было нелегко, казалось, вот–вот придется прикладывать мышечные усилия, чтобы протолкнуть воздух в легкие. Шумное сопение рядовых Нуха и Саккара, а также музыкальное похрапывание сержанта Руза были единственными звуками, которые нарушали великую предрассветную тишину.
Додар, рядовой разведывательного батальона 2–й танковой дивизии, красы и гордости армии Великой Конкордии, встал с застеленного одеялом ящика, бережно отложил растрепанную книгу в богатом бордовом переплете, примостил сверху сундучок переводчика (голубой дисплей устройства не спешил гаснуть – а вдруг сейчас снова спросят!) и с удовольствием потянулся – хруст суставов, утробное сладкое «ох!».
Бесшумно ступая, Додар пробрался мимо спящих к термосу и нацедил себе чаю. Стиснул двумя пальцами узкое горлышко стеклянного стакана со сладким коричневым пойлом и направился к деревянной лестнице. Вела она на самый верхний, третий этаж наблюдательного поста №9, чем–то напоминающий капитанский мостик пиратской шхуны.
Там, на третьем этаже, располагалась звукоулавливающая селективная система «Аташ», к ней протягивали свои усики многочисленные удаленные микрофоны. Днем оттуда был прекрасно виден безбрежный океан джунглей планеты Грозный.
Впрочем, безбрежный океан джунглей можно было наблюдать и ночью, в ноктовизор. Но особенной охоты смотреть на лес в темное время суток у рядового Додара не возникало. Ведь некрасиво! Вместо волнующегося изумрудного бархата – серое, с неряшливыми выступами сукно, которое напоминает каменистую поверхность ненаселенной планеты, лишенной благодатной атмосферы–жизнеподательницы.
