это странное выражение, - в этот миг она презирала его.
- Посмотри на меня, мальчишка. Могу ли я провести день, а потом ночь с тем, кого не люблю?
- Н... нет, - вдруг оробев сказал Элари.
- Я уже выполнила свой долг - подарила моему народу двух сыновей. А теперь получила третьего, - взрослого! - она фыркнула. - Да, я тебя люблю. Люблю! Но сейчас страшные времена, и я не хочу, чтобы любимый ушел от меня навсегда. Я ненавижу страдание. Я не хочу страдать. Если я люблю кого-то, я хочу, чтобы он жил! Я ненавижу истории, в которых умирают влюбленные, - это не трогательно, это просто мерзко и страшно.
- Но при чем же тут я?
Она взглянула на него. На миг её лицо приняло высокомерное выражение.
- Не забывай, где ты находишься. Не забывай, что лежит за этими горами. Каждый год кто-то... или что-то... приходит оттуда, и крадет людей... файа... почти каждый год, иногда и по нескольку раз в год. Оно - или они - неуловимы, но они крадут не всех, не тех, до кого легче добраться. Им нужны только те, у кого впереди ещё весь жизненный путь, и светлая душа. Они приходят не за жизнью, - они охотятся за нашими лучшими душами... и ещё больше наших лучших душ сгинуло в пустыне, пытаясь настичь охотников. Последнее похищение было почти год назад.
- Значит я - следующий? - Элари был скорее удивлен, чем испуган.
- Нет. Просто один из тех, кто подходит им. Одна жизнь в год, - так мало для сорока тысяч, чтобы они принимали это всерьёз! Я не думаю, что это что-то... сверхестественное. Скорее, среди нас, файа, завелась мерзость. А с ними можно драться. Их можно убивать. Держи, - она протянула ему отделанные латунью кожаные ножны.
Элари осторожно вытянул из них длинный кинжал с резной серебряной рукоятью и клинком из синей стали, таким острым, что кромки не было видно. Он был тяжелым и очень плотно лежал в руке. Такой же кинжал, - он лишь сейчас это заметил, - висел на бедре Иситталы.
- Я бы охотней дала тебе пистолет, но у нас есть только это. Всегда носи его с собой. Не расставайся даже в воде. Ночью ложи под подушку. Даже когда занимаешься любовью, - всегда держи под рукой. Запомни, - если оружие дальше, чем ты можешь дотянуться, - у тебя его нет.
- Но я не умею с ним обращаться!
- Странная речь для юноши, убившего сурами ножом! Что ж, я тебе покажу... - она вдруг прянула назад, и выхватила свой кинжал.
Её движения походили на танец и были завораживающе красивы. Элари слишком поздно понял, что просто не может уследить за мельканием смертельно длинного клинка. Она же убедилась, что он не смотрит, что она делает, а просто любуется движениями её гибкой фигуры.
- В этом твоя беда. Ты любишь красоту, но тебе не хватает твердости. Если ты хочешь убить этим, - она взмахнула кинжалом, - не тыкай, а бей так, - она вскинула руку, и кинжал полетел вперед, как копьё. - Бей в глаза. Или в горло, вот так, - она сделала широкий взмах, словно орудуя мечом. - Если у тебя нет ножа, - всё равно бей в горло. Бей, не подходя ближе, чем на расстояние вытянутой руки, бей, и тут же отходи, - так ты если и не победишь, то останешься жить. Не забывай о второй руке. Ей можно отвлечь врага, а потом... - она сделала взмах, словно распарывая живот.
Элари покоробила эта равнодушная безжалостность.
- Но я не смогу!
- Даже когда будешь драться за свою жизнь? Или за жизнь любимой? Не забывай, что история пишется теми, кто остается жить. Да, убивать страшно, - но умереть, оставив землю мрази, гораздо страшнее! Если воин пал, не взяв прежде жизни врага, мы считаем его смерть позорной. Ладно. Вряд ли я буду хорошим учителем, - ты больше смотришь на мои бедра, чем на руки, но я нашла того, кого ты будешь слушать. Икки!
Из зарослей выбрался высокий гибкий юноша в темной одежде неопределенного цвета. На его босых ногах были ременные сандалии, поверх куртки надет панцырь из стальных пластин, - он покрывал его плечи и спускался до верха бедер. На его боку висел короткий меч. Голова юноши была непокрыта и густая черная грива касалась плеч.
- Иккин Кимириин, - представила Иситтала. - Он возродил военное искусство древности, раз уж у нас нет возможности пользоваться современным. У нас есть уже пара тысяч таких, но лишь немногие действительно хороши. Он будет учить тебя.
- Постойте, а солдаты? Здесь гарнизон в двести... файа.
Иситтала приподняла верхнюю губу в свирепой усмешке.
- Они не здесь, в Унхорге - это наша единственная крепость в Темрауке... наше первое селение в этом мире. Там установлена Великая Машина, которая должна была нас защищать... она давно сдохла. Но её продолжают охранять двести наших лучших солдат.
- И их нельзя вызвать сюда?
- Они должны стеречь Машину. Таков обычай. У них пятьсот стволов в арсенале и пушки, но они не подчиняются никому. Хранитель Машины, Энтиниин, умер. Он был очень стар. Сейчас там главный Ньярлат, и он подчиняется лишь себе. Правда, мы поставляем им продовольствие... но их собственных запасов хватит ещё на пару лет. Раз в год туда идут караваны, - мы везем им продукты, сменяем воинов, и всё. Здесь их почти нет. Суру и гарнизон форта, - вся армия Лангпари.
- А форт?
- Там всего две шестидюймовки, и снарядов осталось немного. На сторожевике тоже.
- Так мы будем сражаться с сурами вот этим? - Элари поднял кинжал, поняв, что не ошибся в предназначении Байгары. Но файа не обратили на это внимания. На лице Иситталы вновь появилась свирепая усмешка.
- Если повезет - нет. Когда сурами полезут к нам, мы их так ошарашим... Ничего конкретного, правда, не обещаю, - сам увидишь.
- А всё же? - Элари был непреклонен.
Она вновь усмехнулась.
- Ладно. Пошли.
11.
Всего через
